— А ты сама не работаешь? — он наклонился к ней. — Я бы заплатил. Станцуй мне, и я спишу с тебя часть долга. Прямо тут можешь или на столе. Я в кино видел. И платить не придется.
Рита улыбнулась, поправила волосы, подалась вперед. Декольте стало еще глубже, Кирила Петрович развесил губы и вперился взглядом в вырез топа.
— Я с Гончаровым договаривалась, — прошептала ему на ухо Рита, — а ты что за хрен с горы? Какой зам, чей? Ты никто, и звать тебя никак. Отвали.
И несильно врезала ему коленкой промеж ног, приготовилась орать во весь голос. Но не понадобилось, Кирила Петрович резво отскочил, влепился задницей в стену так, что картины закачались, а стекла в шкафах нежно зазвенели. Рита спрыгнула со стола, схватила свои вещи и кинулась к двери.
— Шлюха ты дешевая, — донеслось ей вслед. Рита, не оборачиваясь, показала бандиту жест, издавна оскорбляющий человеческое достоинство, хотела повторить с двух рук, но мешала сумка.
— Катись пока. Из города не уезжай.
Рита обернулась от двери. Кирила Петрович развалился на своем позолоченном троне и мерзко шевелил мокрыми губищами.
— В смысле? — Рита накинула куртку. — Ты кто такой, чтобы мне что-то запрещать?
— Пошла вон, — лениво отозвался бандит, — сиди в городе, можешь понадобиться. Да проваливай, или я охрану вызову, выкинут тебя. Катись, я сказал!
Он хлопнул ладонью по столу, Рита закинула сумку за плечо и, как хотела, с двух рук, показала Кириле Петровичу свое отношение к нему лично и к ситуации, в которой все они оказались. Постояла так немного, насладилась изумлением оппонента и выскочила за дверь. В глаза ударил свет — тут было солнце, много предвечернего солнца, оно било в глаза, лучи освещали каждую шерстинку меховых монстров, каждую пылинку на шкурах. В центре зала перед огромным зеркалом крутилась тетка с нарисованными бровями, поворачивалась так и этак, демонстрируя покупателю роскошь давно убитого кролика, или хорька, или черт его знает, какой еще зверюшки. Черников шикарно улыбался, нежно держал тетку за плечи и поворачивал ее так и этак. Вторая топталась рядом, нагруженная шубами, и зло смотрела на товарку. Рита пролетела мимо них и выскочила в коридор, ринулась прочь. Как не упала на каблуках, как вообще устояла — загадка, пришла в себя только на улице, на липовой аллее, что вела к проспекту. Народу тут было полно, люди шли с рынка и на рынок, на Риту пялились и мужики и тетки — кто зло и завистливо, кто с интересом. Она отошла в сторонку, отвернулась и вызвала себе такси. Руки дрожали, коленки тряслись, в голове черти колесом ходили. Не уезжать из города — вот это номер, и что теперь? Что делать, чего ждать — когда все закончится, как Черников говорит? Где он, кстати?
Зато такси подъехало быстро, Рита плюхнулась на заднее сиденье и тут же заметила липкий взгляд таксиста в зеркале на лобовом стекле. Запахнула куртку поплотнее, подняла воротник и оглянулась. Ничего подозрительного пока не усматривалось, никто не побежал за такси, машины так и стояли на парковке, по дорожкам спокойно шли люди. Такси выехало на проспект, повернуло направо и уткнулось в пробку: машины стояли почти вплотную, двигатели гудели, выхлопы просачивались в салон через неплотно закрытые окна. А впереди и чуть в стороне над дорогой поднимался плотный столб дыма, черный у основания и серый уже высоко над крышами домов и деревьями.
Водитель высунулся из окна, покрутил головой и выскочил из машины. Пробежался немного вперед, переговорил быстро с мужиком, что задумчиво курил у открытой дверцы маршрутки, и побежал обратно.
— Гостиница горит, — сообщил он, ерзая на месте, — в смысле старая, монастырская. Там еще офисы были. Мы с женой туда к нотариусу ходили, когда разводились.
Рита знала это место. Огромное желто-зеленое здание тянулось вдоль дороги чуть ли не на полкилометра, еще в отличном состоянии, несмотря на свой почтенный возраст. Внутри было полно офисов мелких и не очень контор, магазинчиков, в коридорах всегда полно народу, на первом этаже помещался ресторан. А от главного входа вверх вела роскошная лестница с решетчатыми коваными ступенями и ажурными перилами, вот просто кружевными, честное слово, и взгляд радовался этой красоте. И вот гостиница горит, а вместе с ней сгинули в огне и чудесная лестница, и перила.