Камера прошлась по помещению, цепляя в кадр, как над лежащим на полу человеком склонились двое медиков. Но не это вызывало ужас, а кровь, много крови, рука с татуировкой змеи на запястье, перепачканная ею же.
— Нет… нет… не-е-е-ет… А-а-а-а-а-а!..
Я уже не плакала, а выла, потому что не хотела его смерти, никогда не хотела. Одно дело жить без Сафина, но знать, что он есть, что дышит, улыбается, пусть не мне.
— Господи, пусть это будет неправдой, пожалуйста, господи.
Ищу свой телефон, долго включается, потом сыплются уведомления о пропущенных звонках и непрочитанных сообщениях. Но я все набираю один номер, каждый раз слушая, что аппарат абонента вне зоны действия сети.
Потом начинаю одеваться: белье, джинсы, футболка, ищу сумочку, но все валится из рук, а меня накрывает самая настоящая истерика. Слезы душат, сердце то вырывается из груди, то, кажется, не бьется совсем. Но как только я нахожу, что искала, бросаюсь к двери, надеваю кроссовки, долго не могу открыть замок.
У меня нет ключей, мне все равно, я готова оставить квартиру открытой, мне надо знать, что с Сафиным все хорошо, что он жив. Я просто увижу его и уйду, мне ничего больше не надо.
Резко распахнув дверь, врезаюсь в чью-то грудь, меня хватают за плечи, что-то спрашивают, не могу разобрать слов. Потом прижимают к себе, я сопротивляюсь, но сильные руки не отпускают, всхлипываю, плачу, резко накрывает слабость.
Успокаиваюсь, закрыв глаза, стараясь выровнять дыхание, конечно, это все неправда, Данил жив, с ним все хорошо. Вдыхаю знакомый аромат, цепляясь пальцами за мягкую кожу куртки, чувствую биение сердце, а потом — как меня берут на руки и куда-то несут.
— Все хорошо, все хорошо, не плачь, я рядом.
Проваливаюсь в сон, но теперь он другой, в нем много света, радости, счастья, детского смеха. Девочка с темными кудряшками и в красном сарафане бежит по дорожке, она постоянно оборачивается, смотрит на мужчину, а я вижу лишь его силуэт.
— Мама, мама, смотри, какой у меня огромный шар.
В ее маленькой ручке действительно большой, такой же красный, как ее сарафан, воздушный шар.
— Да, мое солнышко, он очень красивый.
Девочка подбегает ближе, сажусь на корточки, поправляю волосы, а она смотрит такими светлыми голубыми глазами, что грудь снова пронзает болью. Сдерживаю слезы, но когда лопается воздушный шар со звуком выстрела, вздрагиваю от испуга, просыпаюсь.
Я не одна — лежу на плече мужчины, его рука обнимает меня, за окном встает солнце. Это Валера. Как я не поняла, что это он? Решила, что Сафин. Вообще, плохо помню, что было.
— Снился кошмар? — тихий голос, теплая ладонь на плече.
— Да… нет… не знаю, что было?
Понимаю, что лежу с практически незнакомым мужчиной в одном белье под тонким одеялом. Хочу отстраниться, но позади меня стена.
— Ничего. Если ты про секс. Я бы никогда не воспользовался девушкой и не взял бы ее против воли.
Это камень в огород Сафина, я поняла.
— Влада, послушай. Не бойся меня, я никогда не сделаю тебе больно.
— Ты меня пугаешь.
Сажусь, прикрываясь одеялом, Валера садится напротив, он обнажен по пояс, на коже несколько старых шрамов, а еще свежие синяки и кровоподтек на левом плече. Он выглядел достаточно мужественно, но мне совсем было сейчас не до откровенных разговоров — ранним утром, в чужой постели, с посторонним мужчиной.
— Что случилось? Что с Даниилом? Почему ты так смотришь? Что с ним?
— Прошу тебя, не волнуйся.
— Когда ты так говоришь, точно начинаю волноваться.
— Он не тот человек, за которого стоит это делать.
Валера устало трет лицо, первый раз вижу его без очков, и как я понимаю, они были всего лишь камуфляж.
— Кто ты? — спрашиваю тихо, настороженно.
— Тебе не стоит меня бояться. Уж точно не меня.
Мужчина встает, уходит, не ответив на мои вопросы, слышу, как в ванной льется вода, тянусь к разбросанным на полу вещам, среди них кожаная куртка Сафина. Вот почему от него пахло Данилом. Бордовый уголок, тянусь пальцами, это удостоверение с золотым двуглавым орлом.
— А вот рыться в чужих вещах нехорошо.
Документ выпадает из рук, я так и не успела его открыть, испуганно смотрю на хозяина квартиры. Я, конечно, могу сопоставить все прошедшие события, и что Валера — вовсе не адвокат Валера, и у него своя игра.
— Извини, но я бы хотела знать, что происходит. Я считаю, что имею на это полное право. Что с Сафиным? Вчера были новости, я так и не поняла, что случилось.
— С ним все хорошо, он жив, если тебя интересует только это. Или есть что-то еще?
Не знаю, что ответить, отворачиваюсь. Мне сейчас снова больно, даже после того, что я узнала.
— Значит, все закончено? Все, кто надо, арестованы, и я могу уехать?
— Можешь, но я хочу, чтоб ты осталась.
Валера садится рядом, он спокоен и уверен в себе, это все передается мне. Светлые волосы, открытый взгляд, достаточно мужественный, но все еще уставший. Мне надо было влюбиться в него, маме бы он понравился.
Отличный парень, сильный, надежный, но… есть одно очень важное «но». Я, вопреки здравому смыслу, люблю того, кто недостоин любви.
— Я хочу, чтоб ты была рядом, хочу заботиться о тебе. Он так не сможет, он только сломает тебя.
Такая горькая правда, но так оно и есть.
Глава 36. Сафин
— Что значит, я не могу ее видеть? Ты, блять, Валера совсем прихуел?
— Данила, выбирай выражения. Я могу не словами, а как-то иначе тебя успокоить.
— Как? Как иначе? Врежешь мне? Или найдешь повод посадить еще так на пару годков?
Мы в квартире у Михаила Робертовича, старик не вмешивается в наш разговор, который еще немного — и дойдет до мордобоя. А у меня так и чешутся руки начистить этому напыщенному и наглому менту рыло. Строил из себя такого интеллигента, пел красиво, в очках ходил, а как все практически завершилось, так меня же не пускает к моей жене.
— Не говори ерунды.
— Где она? Я тебя спрашиваю, где моя жена?
— Фиктивная жена. Ваш брак расторгнет любой суд.
— Ты что несешь? Я не понял, ты к ней яйца катаешь?
А вот тут я не сдержался, резкий выпад, удар, кисть ломит болью, как и простреленное правое плечо, в котором эта боль отдается. Из груди вырывается рык, чувствую, как намокли кровью бинты. Но голова Валеры откидывается назад, он шатается, чуть не падает, но удерживает равновесие.
Смотрит зло, я готов к удару, ставлю блок. Если мы сейчас в квартире Вассермана устроим драку, много ценных испорченных вещей можно будет вынести на помойку.
— Мальчики, успокойтесь!
— Ну, Саф, сам напросился.
Валера слизывает кровь с разбитой губы, не успеваю увернуться от его кулака, мне прилетает точно в левую скулу, в голове шум. Ударяюсь спиной о сервант, звенит посуда, что-то падает.
— Тебе сказали, что Влада не хочет тебя видеть! Не хочет! Она вообще ничего не хочет, что связано с тобой.
А вот это удар, словами — и это больнее, чем было только что. Под дых, прямо в солнечное сплетение, и уже не кровь пропитывает повязку, а мне кажется, что кислота. Она разъедает до костей, и от этого нет спасения.
— Ты сам от нее отказался. Тебе напомнить, как это было?
— Заткнись, сука! Заткнись!
— Саф, ты получил что хотел — свободу и деньги, все наказаны, кара свершилась. Даже по документам все теперь твое, без судов. Живи, как хотел, только оставь девушку в покое, дай ей отдохнуть и вырваться из того кошмара, в который ты ее втянул по своей же вине, по своей прихоти.
Хочу забить в глотку Валере каждое его сказанное слово, сжимаю кулак, смотрю на пасть змеи, на выпирающие вены и жилы под ее чешуйчатым телом.
— Разве я не прав? Скажи, что не прав!
Валера кричит, кидает в меня мою же куртку, ловлю левой рукой, на душе мерзко.
— Прав, конечно, сука, Валера, ты прав. Ты вообще у нас правильный мужик. Чистенький такой, уверенный, должность, звание, ловишь бандитов. Очищаешь этот мир от гнид вроде меня, да? Герой, мать свою! А вот я не святой…