– Нам?
– Возможно.
– Действительно, вы неплохой человек, – холодно резюмировала Жеральдина. – Но на каком основании вы пришли к заключению, что я и Гарри намерены…
– Прочел в ваших глазах, в ваших прекрасных полных отваги глазах. Видите, я расшифровал вас так же, как вы расшифровали своего отца.
– В таком случае, мистер Торольд, мои прекрасные, полные отваги глаза ввели вас в заблуждение. Во всей Америке не найдется другой такой скромной девушки, не способной ни на какой безрассудный поступок. Ведь если бы я когда-нибудь выкинула нечто подобное, у меня всегда было бы такое самочувствие, словно земля должна подо мной разверзнуться и поглотить меня. Такова уж я. Вы думаете, я не знаю, что отец пойдет на уступки? Мне кажется, он уже на пути к тому. При содействии времени можно привести в разум любого родителя.
– Прошу прощения, – проговорил Сесиль, одновременно и удивленный и убежденный. – И поздравляю мистера Валори.
– Скажите, он вам нравится?
– Чрезвычайно. Он – идеальный тип англичанина. – Жеральдина грациозно кивнула головой: – И такой послушный. Он делает все, что я ему скажу. Он сегодня вечером уезжает в Англию, но не потому, что это желание моего отца, нет, он уезжает по моей просьбе. Мы с мамой едем на несколько дней в Брюссель купить кружев. Таким образом, отцу представится благоприятный случай поразмышлять наедине с собою о своем величии. Как вы скажете, мистер Торольд, будет для нас с Гарри нравственное оправдание, если мы затеем тайную переписку?
Сесиль принял позу нелицеприятного судьи.
– Полагаю, что да, – решил он. – Но не говорите об этом никому.
– Даже Гарри?
Жеральдина поспешила в курзал, сославшись на необходимость разыскать мать. Но вместо этого она прошла через концертный зал, где расфранченные женщины занимались рукоделием под звуки оркестра, проникла в лабиринт коридоров и вышла на задний подъезд курзала, на бульвар ван-Изогем. Здесь она встретила мистера Валори, очевидно, ожидавшего ее. Они перешли через дорогу и, подойдя к трамвайной остановке, вошли в зал ожидания, уселись в уголке, и лишь благодаря тому, что стали нежно смотреть друг другу в глаза – молодой интеллигентный англичанин со словом «Оксфорд», написанном на его лбу, и прелестное дитя цивилизации – маленький зал ожидания превратился в павильон Купидона.
– Так оно и есть, как я думала, мой голубчик, – быстро заговорила Жеральдина. – Отца редко что может вывести из равновесия. Когда же он из него выведен, он непременно перед кем-нибудь изливается. В данном случае он выбрал доверенным лицом симпатичного мистера Торольда. И мистер Торольд был уполномочен переговорить со мною и убедить меня остаться паинькой и ждать. Знаю я, что это значит. Это значит, что отец предполагает, что мы вскоре позабудем друг друга, бедный Гарри. А кроме того, мне думается, это значит еще, что отец хочет выдать меня замуж за мистера Торольда.
– И что же ты сказала ему, дорогая? – спросил побледневший влюбленный.
– Положись на меня, Гарри! – ответила Жеральдина. – Я просто обвела мистера Торольда вокруг пальца. Он уверен, что мы будем терпеливо ждать, как послушные дети. Будто отца можно заставить сделать что-нибудь одним добрым словом. – Она презрительно засмеялась. – Таким образом, мы будем в полной безопасности до тех пор, пока о наших действиях никому не будет известно. Теперь обсудим все. Сегодня понедельник. Ты возвращаешься вечером в Англию.
– Да. И похлопочу насчет оглашения и всего прочего.
– Твоя двоюродная сестра нужна нам, Гарри, не меньше свидетельства об оглашении, – напомнила Жеральдина.
– Она приедет. Можешь быть спокойна, я привезу ее в Остенде в четверг.
– Отлично. Пока же я буду себя вести, как будто жизнь не для меня. Брюссель собьет их с толку. Я вернусь с матерью в Остенде в четверг днем. Вечером будут танцы в курзале. Мама скажет, что ей тяжело идти, и все-таки пойдет. Я потанцую до без четверти десять – даже буду танцевать с мистером Торольдом. Как жаль, что мне не удастся потанцевать в присутствии отца, но он обычно в это время сидит в игорных комнатах – наживает деньги. Без четверти десять я незаметно удеру, а ты меня будешь в это время ожидать у заднего подъезда, в карете. Мы помчимся на набережную и поспеем на пароход, отходящий в 11 часов 5 минут, где встретимся с твоей двоюродной сестрой. В пятницу утром мы будем уже повенчаны, а тогда можно будет приступить к переговорам с отцом. Он станет кипятиться, но не очень, так как сам из беглых. Разве ты не знал?
– Нет.
– О, да. Это у нас фамильное. Но ты не должен выглядеть таким кислым, мой английский лорд. – Гарри взял ее руку. – Ты уверен, что твой дядя не лишит тебя наследства, вообще не подведет нас?
– Он не сможет этого проделать, даже если бы и хотел.
– Какая очаровательная страна Англия! – воскликнула Жеральдина. – Представь себе бедного старика, который не в состоянии лишить тебя наследства. Нет, слова бессильны для выражения всего восторга!
Валори страстно ее поцеловал.
Затем явился служащий и спросил их, не угодно ли им будет отправиться в Блэнкенбург, и если угодно, то трамвай уже ожидает. Они смущенно переглянулись и ретировались. Зал ожидания перестал быть павильоном Купидона.
III
По приглашению Симеона Сесиль в этот вечер обедал с четою Рейншоров в «Континентале». Пообедав, они расположились на балконе и, прихлебывая кофе, наблюдали шумное движение, сказочное освещение курзала и отдаленные огни невидимого, но рокочущего океана. Жеральдина была в своем излюбленном пессимистическом настроении, философствуя на тему о непрочности богатства и о превратностях судьбы, выпадающей на долю миллионеров: она натолкнулась в газете на заметку, касавшуюся нашумевшего дела Бауринга.
– Интересно, поймают его или нет? – заметила она.
– Да, интересно, – согласился Сесиль.
– Что ты думаешь, папа?
– Думаю, что тебе пора спать.
Жеральдина поднялась и наградила отца раз навсегда установленным поцелуем.
– Спокойной ночи, – произнесла она. – Разве тебя не радует видеть море таким спокойным?
– Почему?
– И ты еще спрашиваешь? Ведь сегодня отплывает мистер Валори, а он такой плохой моряк. Пойдем, мама. Мистер Торольд, когда мы с мамой вернемся из Брюсселя, вы нас, надеюсь, покатаете на вашей «Кларибели»?
Симеон вздохнул с облегчением после ухода семьи и закурил новую сигару. Минувший день прошел для него под знаком домашних дел. Поэтому он сразу встрепенулся, когда Сесиль, как будто невзначай, перевел разговор на дела треста.
– Не собираетесь ли вы вступить в компанию? – насторожил уши Рейншор.
– Наоборот, хочу «развязаться». Я все собирался сказать вам, что намерен продать большую партию акций.
– Вот те раз! – воскликнул Симеон. – А что вы называете большой партией?
– Реализация их принесет мне почти полмиллиона.
– Долларов?
– Фунтов стерлингов.
Рейншор стал насвистывать арию из оперетты «Нью-йоркская красавица».
– Это и есть ваш способ развлекаться в Остенде? – спросил он.
Сесиль улыбнулся:
– Операция совершенно исключительная. И не очень выгодная.
– Но ведь не выбросите же вы всю эту груду на рынок? – запротестовал Симеон.
– Выброшу, – ответил, не смущаясь, Сесиль. – Я должен буду это проделать и проделаю. Для этого есть основания. Вы сами-то не собираетесь их приобрести?
Председатель треста погрузился в напряженное размышление.
– Хорошо, я возьму их по 93, – невозмутимо ответил он.
– Ого! На два доллара ниже! – удивился Сесиль. – Да ведь минуту назад вы предсказывали дальнейшее повышение.
Рейншор затянулся сигарой, и на мгновение лицо его выплыло из мрака.
– Раз вы хотите разгрузиться, – заметил он, смотря не на собеседника, а на огонек своей сигары, – я к вашим услугам, но только по 93.