Сесиль стал доказывать, но Рейншор был непоколебим, как скала.
Спустя четверть часа они заключили условие на продажу двадцати пяти тысяч акций (по сто долларов каждая) северо-американского Текстильного треста на два доллара ниже курса дня.
Послышался гудок отходящего парохода.
– Мне надо идти, – объявил Сесиль.
– Как вы торопитесь! – с сожалением вздохнул Симеон.
IV
Через пять минут Сесиль вернулся к себе в отель. Вскоре раздался осторожный стук в дверь.
– Войдите, Леонид, – ответил он.
Это был его камердинер, небольшой, худощавый, неопределенного возраста человек с бегающими глазами, который, превращаясь то в лифтмена, то в биржевого зайца, то еще в кого-нибудь, неизменно помогал Сесилю в его проделках.
– Мистер Валори действительно отплыл на пароходе, сэр.
– Прекрасно. А насчет яхты вы отдали распоряжения?
– Все в порядке.
– А достали одну из шляп мистера Рейншора?
– Она находится в вашей уборной. Внутри ее не оказалось никакой метки, поэтому, чтобы облегчить задачу полиции когда ее найдут на берегу, я взял на себя смелость написать на подкладке фамилию мистера Рейншора.
– Правильно, – одобрил Сесиль. – Вы сядете на пароход, отходящий в Лондон в час ночи, и будете там завтра до двух часов. Все произошло так, как я и предполагал, и мне больше нечего сказать, но хорошо бы было, если бы вы перед отъездом повторили все ранее сказанное вам мною.
– С удовольствием, сэр, – произнес Леонид. – Вторник – день. Я отправляюсь на Клоак-лэйн и даю понять, что мы хотим продать акции Текстильного треста. Неумело стараюсь скрыть причину тревоги и мало-помалу проговариваюсь, что мы торопимся разделаться с кучей этих акций. Наконец признание срывается у меня с языка – я сообщаю об исчезновении Симеона Рейншора и высказываю предположение, что, вероятно, он покончил самоубийством, но при этом добавляю, что пока никто об этом не догадывается кроме нас. Выражаю сомнение в устойчивости положения треста и навожу слушателей на мысль о существовании таинственной связи между этим исчезновением и исчезновением Брюса Бауринга. Направляю наших людей на биржу посмотреть, что они смогут там сделать с тем, чтобы после этого сообщить о результатах. Затем спешу на Бирчин-лэйн и повторяю целиком представление. Вслед за тем направляюсь в Сити в контору «Вечернего курьера» и вступаю с редактором финансового отдела в беседу по поводу треста, причем высказываю самые пессимистические мысли. Однако об исчезновении Рейншора ничего ему не говорю. Среда – утро. Доверие к тресту катастрофически уменьшается, а я, как идиот, торгуюсь и торгуюсь. Наши сообщники убеждают меня брать то, что дают, но я ухожу, заявив о своем намерении предварительно протелеграфировать вам. Среда – день. Я встречаюсь с одним из репортеров «Утренней газеты» и пробалтываюсь ему, что Симеон Рейншор пропал без вести. «Утренняя газета» телеграфирует в Остенде и оттуда получает утвердительный ответ. Четверг – утро. Акции треста равноценны чуть ли не простой бумаге, я же лечу к нашим приятелям на Трогмортон-стрит и прошу их покупать, покупать и покупать – в Лондоне, НьюЙорке, Париже – везде, где можно.
– Поезжайте с миром, – заключил Сесиль. – В случае удачи можно надеяться на падение до семидесяти.
V
– Вижу, мистер Торольд, что вы хотите пригласить меня на тур вальса, – сказала Жеральдина Рейншор. – Я согласна.
– Вы читаете то, что скрыто от простых смертных, – ответил, расшаркиваясь, Сесиль.
Была ровно половина десятого вечера. День – четверг. Они встретились в танцевальном зале, позади концертного зала. По гладкому блестящему полу скользили бесчисленные пары танцующих – мужчины во фраках, женщины же в самых разнообразных нарядах, но все в шляпах. Жеральдина была в белом закрытом платье и большой черной бархатной шляпе, но, несмотря на свой скромный вид, производила большое впечатление.
– Итак, вы уже вернулись из Брюсселя? – спросил Сесиль, обнимая ее за талию.
– Да, как раз перед самым обедом. А вы с отцом что поделывали? Мы его еще не видели.
– Видите ли, – таинственно произнес Сесиль, – мы предприняли небольшую поездку и, как и вы, только что возвратились.
– На «Кларибели»?
Сесиль кивнул утвердительно головой.
– Могли бы подождать, – надула губки Жеральдина.
– Возможно, что эта поездка пришлась бы вам не по душе. Произошли неожиданности.
– Что такое? Расскажите.
– Вы оставили вашего отца одного, и он весьвторник не знал, куда направить свои стопы. Вечером мне пришла счастливая мысль отправиться на яхте в море, чтобы посмотреть на ночную атаку французской Ла-Маншской эскадрой Кале. Ваш родитель собирался уже улечься в постель, но я убедил его разделить со мною компанию. Однако спустя часа полтора после отплытия машины на яхте испортились.
– Ну, и история! К тому же еще ночью.
– Вот именно! Так никакой атаки мы и не видели. К счастью, стояла тихая погода. Все же пришлось потратить на починку более сорока часов! Как вам нравится?! Но я горжусь тем, что мы обошлись без захода в порт. Боюсь только, что ваш отец остался недоволен, хотя все время виднелись Остенде и Дюнкерк и всевозможные суда сновали взад и вперед.
– А еды было достаточно?
– Вполне.
– Ну, так значит, отец не рассердился. Когда вы вернулись?
– С час назад. Мистер Рейншор не ждал вас сегодня, мне кажется. Он переоделся и направился прямо в игорные залы. Решил, видимо, наверстать пропущенное.
В течение нескольких мгновений они танцевали в молчании.
– Извините, но я устала. Спокойной ночи.
Часы под оркестром показывали без семнадцати десять.
– Больше ни одной минутки? – спросил Сесиль.
– Никак не могу, – ответила Жеральдина и выразительно прибавила, пожимая Сесилю руку: – После нашего последнего разговора я смотрю на вас, как на друга. Поэтому вы извините мне мою прямоту.
Сесиль собирался что-то возразить, как невдалеке от них поднялась суматоха. Продолжая держать руку Жеральдины, он обернулся.
– Что-то приключилось с вашей матерью. Она должно быть захворала.
Миссис Рейншор, полная, затянутая в пышное черное платье женщина, сидя в кругу своей свиты держала в дрожащих руках газету и беспрестанно повторяла: «Ох! Ох! Ох!», в то время как окружающие с беспокойством поглядывали на нее. Наконец она уронила газету и, пробормотав «Симеон умер», – плавно опустилась на пол, лишившись чувств. В этот момент к ней приблизились Сесиль с Жеральдиной.
Первым побуждением Жеральдины было схватить газету, оказавшуюся парижским изданием «Нью-Йоркского Герольда». С быстротой молнии прочла она заголовки: «Таинственное исчезновение Симеона Рейншора». «Опасаются самоубийства». «Невиданное падение текстильных». «Дошли до 72 и еще продолжают падать».
VI
– Дорогая Реввека, уверяю тебя, я жив.
Этими словами мистер Рейншор старался успокоить свою дражайшую половину, которая, очнувшись от обморока в книжном киоске, где продавались английская беллетристика, открытки с видами и французские романы, принялась истерически всхлипывать.
– Что же касается этой белиберды, – продолжал Симеон, отбрасывая ногою газету, – то просто диву даешься: неужели человеку нельзя уехать на пару дней без того, чтобы весь мир не перевернулся вверх дном? Как бы вы поступили на моем месте, Торольд? Ведь, положа руку на сердце, во всем виноваты ваши машины.
– Я бы стал покупать текстильные, – посоветовал Сесиль.
– Так я и сделаю.
В дверь громко и уверенно постучали. Вошел полицейский.
– Господин Рейншор?
– Он самый.
– Мы получили депеши из Нью-Йорка и Лондона с запросом, живы вы или нет.
– Еще жив.
– Но ваша шляпа найдена на берегу.
– Моя шляпа?
– Шляпа с вашей фамилией.
– В таком случае, это не моя.
– Но как же так…
– Повторяю, это не моя.
– Не раздражайся, Симеон, – умоляла жена вперемешку с всхлипываниями.
Едва полицейский успел выйти, как раздался новый стук, еще более настойчивый. Вошла молодая женщина и вручила Симеону визитную карточку. На ней стояло: мисс Ева Финкастль – «Утренняя газета».