Время же для Кантакузина было дороже золота. С первого взгляда он оценил войско, присланное ему Орханом. Удерживать его от грабежа было очень трудно, а о том, чтобы держать его в Адрианополе целых десять дней до тех пор, пока не соберется его собственное войско, не могло быть и речи: турки просто-напросто перестали бы ему повиноваться и начали грабить его собственную землю. Тем более что сделать это сейчас было не так уж и трудно — большинство крестьян работало в поле и оборонять поселения было практически некому. Самым лучшим выходом для Кантакузина было сейчас же двинуться в поход с теми силами, что на данный момент находились в его распоряжении. Спешно собрав в окрестных поселениях несколько сот вооруженных крестьян, мирно трудившихся на своих полях, присоединив к ним свою личную гвардию в пятьсот всадников, он вызвал к себе всех стратигов-воевод, в том числе и Омера-пашу с командиром акинджиев.
— Ситуация сейчас такова, что мы должны выступить в поход против наших заклятых врагов Неманичей, — Кантакузин счел необходимым открыть туркам свои планы, чтобы они знали, для какого предприятия их сюда прислали, и хотя бы таким образом сделать их более управляемыми. — Ежели мы нынче упустим свой шанс, то нам никогда больше не удастся вернуть себе земли Великой Римской империи. В Серрской области существует заговор против королевы[10] Елены, во главе которого стоит драмский господин, кесарь Воихна, и другая сербская властела. Кесарю я уже послал гонца с известием, что выступаю в поход со своим войском. Воихна нас будет ждать со своим отрядом под Серрами. Вместе с ним мы легко возьмем этот город, так как его архонт, воевода Углеша, тоже состоит в заговоре. Серры и должны стать нашей точкой опоры в дальнейшем продвижении на запад. Поэтому я хотел бы попросить тебя, уважаемый Омер-паша, удерживать своих подчиненных от грабежей до занятия Серр. За немалое вознаграждение, разумеется, я об этом прошу. После победы же у вас будет еще достаточно времени для наживы. Это я тебе и твоим воинам обещаю.
Услужливый, но хитрый санджакбег покорно склонил голову и тут же взглянул на своих воевод-баши.
— Воля достославного падишаха является законом для всех нас, его рабов и слуг. Когда падишах посылал меня к тебе, он сказал: «Смотри, Омер-паша, слушайся приказаний Кантакузина, как моих собственных», — санджакбег, явно чего-то ожидая, покорно взглянул на Матвея. — Раз ты хочешь, чтобы было так, как ты хочешь, так и будет. Тем паче, что ты обещаешь отдать в наше распоряжение всю Серрскую область и к тому же за немалое вознаграждение.
Кантакузин понял слишком прозрачный намек, и вскоре туго набитый кошель оказался в руках санджакбега.
Это было вечером. А рано утром следующего дня пятитысячное войско Матвея Кантакузина тронулось в путь, оставляя за собой столбы пыли и радостные лица жителей, которые тем самым избавлялись от незваных и непрошеных гостей.
Однако гонец Кантакузина, прискакавший в Драму, не застал кесаря дома, так как тот, пытаясь собрать вокруг себя как можно большее число властелы, в это самое время гостил на севере области у господина Гргура Обрадовича. Заручившись поддержкой последнего, Воихна со своим отрядом в сорок дружинников, одетых в легкие латы всадников, скакал по дороге, ведущей в Серры. Июньское солнце нещадно жгло землю, и, если бы не прохладный ветер, дувший с запада, тяжело бы пришлось и кесарю, и его свите. Впрочем, им и так было нелегко.
— Хоть бы какая тучка закрыла это проклятое солнце, — тяжело пыхтел скакавший рядом с Воихной его конюший и оруженосец Драгомир.
— Да, я бы не прочь сейчас и под дождем помокнуть, лишь бы стряхнуть с себя всю эту пыль неизвестности, — согласился с конюшим Воихна, вкладывая, однако, в эту фразу свой смысл. — Скоро будет еще жарче.
— Скорей бы уж, — противореча себе, но в полном согласии с мыслями своего господина произнес Драгомир.
— Вправо, вон, буковая роща. Может, свернем? Не мешало бы отдохнуть, — послышались голоса уставших всадников.
— Кто это там посмел поучать своего господина? — недовольно спросил Воихна, оглянувшись назад. Однако на раскрасневшихся, вспотевших от езды под палящим солнцем лицах он не заметил ничего, кроме усталости.
— Сворачивай! — приказал он Драгомиру и сам первый окунулся в спасительную прохладу зеленой рощи.
Но не успели еще всадники спешиться и расположиться на отдых, как вдали на дороге опять заклубилась пыль, золотясь в солнечных лучах до самого неба. Воихна тут же снова вскочил в седло. Воины сделали то же самое, приготовив к бою по молчаливой команде Драгомира луки и самострелы. Топот коней стремительно приближался, и вскоре уже по шуму, издаваемому копытами, можно было определить, что скакал отряд в несколько тысяч всадников. Земля дрожала и гудела, солнце скрылось в огромном облаке пыли, испуганные птицы, замолкнув, исчезли в зеленых кронах деревьев. Дружина Воихны сбилась в плотное кольцо, опустив луки и самострелы; если это были враги, то сопротивляться бесполезно, уж слишком неравны силы, а вот попытаться договориться можно было рискнуть.
10
Византийцы никогда не признавали за Душаном титул императора. Таким титулом мог обладать только один монарх — тот, который сидел на константинопольском троне.