А в Серрах уже встретились Вукашин с Углешей и, дожидаясь подхода всех ратников, обсуждали последние детали похода.
— Не гневись, брат, что отвлек тебя от похода на жупана Николу, — говорил Углеша, — но я считаю, что нынче промедление было бы смерти подобно. Судьба наиболее благоволит нам сейчас. В Анатолии поднялся бунт против царя безбожных агарян, и Мурат с ратью отправился подавлять его. В Адрианополе остался один Лала-Шахин с десятью тысячами войска. С такой силой ему крепость не удержать.
— Коли повезет, должны мы османов сбросить в море, — поддержал Вукашин.
— Сильным везет всегда. — Углеша глянул в глаза Вукашину. — Я не вижу той силы, которая могла бы помешать нам это сделать.
— Хотел бы посоветоваться с тобой, брат, каким путем идти будем.
— Только через Пловдив, — решительно произнес Вукашин.
— И я тоже думаю, что пора крепость сию возвернуть ее хозяевам, — согласился Углеша. — Народ мой так озлился, глядя на жестокости варваров, что удержу ему не будет до той поры, пока голова последнего варвара не покинет его плеч.
В покои, где совещались братья, вошел паж Вукашина Никола Хрсоевич. Прижав правую руку к сердцу, он слегка поклонился.
— Ваше величество, велено доложить, что все силы в сборе и готовы к походу.
— Хорошо, Никола, иди. Мы сейчас явимся.
Хрсоевич вышел. Вукашин машинально поправил бриллиантовое ожерелье, висевшее у него на шее, и еще раз глянул на брата.
— Мы раздавим османов нашей тяжелой конницей, — сказал он.
— Да и наши пешие ратники лучше любого османского пешего воина, — не без гордости добавил деспот.
Братья улыбнулись и пошли к выходу.
Да, уверенность их имела все основания. Пятнадцатитысячному войску, прекрасно вооруженному и оснащенному, не составляло большого труда разгромить десять тысяч ратников султана, не имевших тяжелой конницы. И пешие воины турецкой армии были вооружены хуже, чем пешие воины сербов. Впрочем, не все. Сановные братья совершенно зря не принимали в расчет янычар, вооружение и выучка которых были гораздо лучше и выше, нежели у сербов. К тому же жесткая дисциплина и беспрекословное подчинение командирам делали янычар весьма грозной силой. В сербском же войске, как, впрочем, и в любом европейском войске средневековья, дисциплина и порядок оставляли желать лучшего. И кроме того, сербская армия покинула Серры во главе с двумя командирами. Кому из них подчиняться? Чьи приказания выполнять в первую очередь? По старшинству командующим должен был быть король Вукашин. Но поход этот был всецело подготовлен и выношен деспотом Йованом Углешей. Это было его детище. Он и был фактическим командиром.
20 сентября 1371 года войско двинулось в горы. Перевалив хребет, оно быстрым маршем прошло Хасков и Ихтиман и направилось в долину среднего течения реки Марицы, где и пересекло границу Османской империи. Главной целью похода была османская столица Эдирне, бывший древний Адрианополь, возведенный еще римлянами.
Когда турецкий паша Хаджи-Илбеки с тремя сотнями защитников Пловдива уже при виде приближающегося сербского войска покинул крепость (ибо оборонять ее не было никакого смысла — первый же штурм не только смял бы гарнизон, но и крепостные стены превратил в развалины), по турецким землям на Балканах пронесся страх, подобный смерчу. Падишах Мурат был с войском в Малой Азии, а оставшихся у румелийского беглербега[14] Лала-Шахина сил было явно недостаточно, чтобы отразить натиск одетых в железо лошадей и ратников короля Вукашина. К тому же в те времена на Балканах ходили легенды о храбрости и силе сербских воинов. Уже одно это приводило в панику их врагов. К могучим стенам Эдирне начали стекаться массы турецких крестьян и помещиков-спахиев, покинувших свои дома перед лавиной сербских ратников. Лала-Шахин, дабы беженцы не нарушали установленный порядок вне крепости, велел впускать всех. К тому же люди приходили не с пустыми руками, они несли с собой массу продуктов, что имело большое значение, если бы сербы дошли до столицы и осадили ее. Тут же в Анатолию были посланы гонцы к султану с просьбой немедленно вернуться на Балканы, иначе эти края навсегда могли быть потерянными для него.
А в это время сам Лала-Шахин держал в Эдирне военный совет, на котором присутствовали прославившийся в битвах, неустрашимый полководец Эфренос-бей, византийский потурченец, и Хаджи-Илбеки. Все трое понимали, что встречаться с сербами в открытом бою было бы равносильно самоубийству. Позволить обложить себя в крепости и таким образом дождаться Мурата тоже было неприемлемо, ибо еще неизвестно, когда гонцы найдут султана и через какое время он вернется.