Солнечным апрельским днем, справившись с домашней работой, Зорица умчалась с подругой Славкицей, дочерью Гавро Савича, отцовского побратима, в лес, покрывший зеленым покрывалом вершину пологой и невысокой горы. Вот-вот сойдут ландыши, и надо успеть собрать самый большой букет — себе на радость, подругам не зависть. Впрочем, каждая девушка стремилась сделать то же самое. Зорица со Славкицей разошлись в разные стороны с тем, чтобы вечером собраться вместе и похвастаться каждая своим букетом. Солнце клонилось к закату, день становился все более серым. Зорица устала постоянно склоняться за цветами и решила отдохнуть. До вершины горы оставалось всего несколько сот метров. Что-то ее подгоняло, гнало наверх. Что там, по другую сторону? Туда ходить себрам было запрещено, так как там был катун, деревня, в которой жили влахи-пастухи, племя, почитаемое в Сербии на уровне рабов, хотя и жили влахи в этих местах издревле, еще до завоевания Балканского полуострова римлянами. Их считают потомками фракийских племен, живших в античный период в Эпире и юго-западной части Балкан в труднодоступных массивах Пиндских гор. Римляне же их романизировали и приучили к скотоводству. Скотоводами влахи так и остались, а вот равноправия им добиться не удалось.
Но на сей раз любопытство Зорицы оказалось сильнее запрета. Она покричала Славкице, позвала ее, чтобы идти вместе, но та ушла далеко и то ли не слышала, то ли не хотела отзываться. И Зорица решилась. По едва заметной тропке, тяжело дыша от возбуждения, она поднялась на самый верх горы. К своему удивлению, она заметила, что пейзаж с этой стороны ничем не отличается от хорошо знакомого ей южного склона. А ведь она считала, что здесь все иное. Только большая широкая ложбина вдали скрывала в себе с полтора десятка деревянных домов, в которых жили влахи, да склон был более пологим, и вместо густого труднопроходимого леса здесь стояли редкие деревья да кустарники, а огромное пространство было покрыто ярко-зеленым, сочным первотравьем. На этом пастбище и сейчас паслось большое пестрое стадо коз и овец, которых, по всему было видно, уже собрали вместе, чтобы гнать назад, в овчарни. Зорица нашла глазами пастухов. Их было трое — двое среднего возраста, а один совсем молодой. Зорице захотелось подойти к ним поближе и разглядеть их как следует. Она забыла про цветы, и те немногие, которые успела собрать, как-то сами собой, незаметно для нее, выпали из рук, когда она пробиралась сквозь заросли, с каждым шагом все приближаясь к влахам. И с каждым шагом все больше рискуя себя открыть.
Влахи о чем-то переговаривались друг с другом, играя кнутами, сплевывая и посмеиваясь. Овцы с козами дощипывали свою последнюю на сегодня траву. Пастушьи собаки мирно лежали у ног своих хозяев. И вдруг одна из них, большая рыжая овчарка, навострила уши и негромко, но злобно зарычала. Остальные собаки тоже подняли головы.
— Ты что, Караман? — Самый молодой пастух (овчарка была его) посмотрел в том направлении, куда повернулась собака, но ничего не заметил.
— Не волка ли учуял? — встревожено произнес один из старших пастухов, весь покрытый следами от оспы. — Не убраться ли нам отсюда, пока не поздно?
— Пожалуй, пора, — поддержал другой и щелкнул кнутом. — Эхей, ну-ка, пошли домой.
И тут же вся блеющая, живая лавина шерсти послушно, хотя и не спеша, тронулась вниз по направлению к катуну.
Однако молодому влаху, как и Караману, что-то показалось подозрительным. Он медленно пошел вперед в сопровождении своего рычащего пса, хотя остальные собаки уже гнали стадо.
Сердце у Зорицы замерло. Это она неосторожно зацепила за ветку, которая затем с шумом вернулась назад, что и услышал Караман. Зорица тотчас же спряталась за широкий бук, продолжая наблюдать за происходящим.
И сейчас, когда она увидела, что к ней приближается влах с собакой, ей чуть было не стало плохо, но она сумела взять себя в руки и, затаив дыхание, следила за каждым шагом пастуха. Он был всего в нескольких десятках шагов от нее, и Зорица могла рассмотреть его внимательно. Ей сразу бросилось в глаза его удивительно светлое лицо. Широкие рыжие брови и небольшая бородка, с античной горбинкой нос и удивительные, притягивающие к себе (может быть, оттого, что они были глубоко посажены?) глаза. Да и вся его широкая коренастая фигура словно звала к себе, словно пыталась объять собою весь мир. Зорица стояла будто зачарованная, готовая уже сама сделать шаг навстречу юноше. Щеки ее покрыл багрянец, во рту пересохло, она никак не могла глубоко вздохнуть.