Наш лагерь они вероятнее всего не заметили, требование по маскировке у нас были довольно жесткие, к тому же для камуфляжа наших построек, мы использовали старые рыболовные сети, обильно украшая их ветками, травой. А в некоторых местах накладывали траву и посыпали ее землей, создавая специфический камуфляж.
А вот поселившимся недалеко от нашего лагеря, не повезло. Чуть только взошло солнце, мы услышали работу авиационных моторов. Прямо над нашим лагерем прошли шесть не очень больших бомбардировщиков, с неубирающимися шасси. Они летели на высоте порядка метров 750-800. Пройдя над нашим месторасположением и немного удалившись от него, самолеты резко один за другим начали сваливаться в пикирование, после чего на высоте примерно метров 300-400, они стали избавляться от своего смертоносного груза, находившегося до поры до времени под крыльями и фюзеляжем немецких самолетов. Сбросив бомбы, немецкие бомбардировщики, снова зашли на цель, и повторили бомбометание. В третий раз, бомб не было, скорее всего, все сбросили за два первых захода, но это не помешало птенцам Геринга атаковать выбранную ими цель, пулеметно-пушечным огнем.
Через часа два опять в небе появилась шестерка "Штук", а именно такое название имели у немцев Ю87, от перевода слова пикирующий. Наши же называли их лаптежниками или лапотниками, за неубирающиеся шасси. Но как бы там, ни было, но эти совсем не скоростные воздушные машины с пикирования очень точно поражали выбранные ими цели. К слову сказать, в момент пикирования немцы часто для устрашения включали сирену. За, что эти самолеты еще иногда звали музыкантами или певунами.
Так вот эта шестерка, а скорее всего это были те же самолеты, что и сбрасывали бомбы около пары часов назад, в этот раз отбомбилась километрах в 8-9 от нашего лагеря где-то в районе озера Бобровичское, но явно не по деревне, а севернее нее.
Вероятно очень уж немецкое командование этого района на нас осерчало, раз бросило против нас целых шесть бомбардировщиков. А это даже по меркам переднего края, далеко не мало, порядка 9 тонн смертоносного груза, за один самолетовылет, не считая штурмового оружия самолетов.
В этот раз немецкие пилоты обошлись одним бомбометанием, без штурмовки.
Как только немного стемнело, отправил Мойшу с Ивановым посмотреть, что стало с лагерем незваных соседей, А пару, Коваль, Иван Герасимович, к окрестностям озера. Одновременно послал Кривоноса с Патрикеевым понаблюдать за подходами к нашему лесному массиву, вдруг немцы, не ограничившись бомбежкой, попробуют послать в лес свои пехотные подразделения. С такой же задачей, как и пара моих разведчиков, в другую сторону ушли Илюшин и Ухтомский.
Я же воспользовавшись образовавшимся свободным временем, навестил поправляющегося Брынзу. Богдана застал сидящим на пеньке возле госпитальной землянки. Посидели, покурили, пообсуждали создавшуюся ситуацию, пока меня не попросила уйти Аня Сашко, позвав нашего Сырка на какие-то процедуры в землянку. Куда он и потопал, опираясь на два, изготовленных по моим рисункам локтевых костыля.
Первыми вернулись Фриш и Иванов. Вернулись причем не одни. Вместе с бойцами моего отряда пришли три женщины в возрасте примерно от 20 до 40 лет. Они державли за руки двоих детей 5 и 11 лет, девочку и мальчика, а также, пришел уже один раз, приходивший к нам в лагерь мужчина, с ТОЗ 9, причем мужчина и Фриш несли самодельные носилки, на которых лежала еще одна явно молодая женщина. На руках Иванова, прикорнул еще один ребенок, лет трех- четырех не старше. Самое страшное было в том, что одой ручки у этого ребенка, а это была девочка, не было. И уйгур нес ребенка, как мог осторожно, чтобы не потревожить свежеобразованную культю, плотно перевязанную индпакетом.
Раненую и ребенка без руки, срочно отнесли к госпитальной землянке. После чего я слушал доклад посланных в разведку бойцов.
Из их доклада следовало, что лагерь еврейских семей, был абсолютно не замаскирован от воздушного противника, и находившиеся там люди вели довольно беспечных образ жизни, не заботясь о какой либо маскировке, посчитав, что уйдя в лес, уже скрылись от гитлеровцев. Ошибка. Причем ошибка такая, за которую большинство из них заплатило своими жизнями, и жизнями своих детей.
Осмотрев прибившееся к нашему отряду, вынужденное пополнение, бросить их на произвол судьбы, лично я не смог, думаю, такое же отношение они вызвали и у других бойцов отряда, с удивлением отметил, что мальчик, пришедший с женщинами, держит в руке футляр со скрипкой.
Шок, это по-нашему! По другому и не сказать.
Одна из женщин, на вид лет двадцати пяти, скорее всего, являлась мамой маленькой девочки. Женщина лет сорока, вероятно, являлась женой мужика с охотничьим ТОЗ 9, и скорее всего, матерью второй девушки. С кем и в каком родстве находятся мальчик и раненые женщина и ребенок, на первый взгляд было не понятно.
Отозвав мужика в сторону, поговорил с ним за жизнь. Хоть и понимал, что человек только, что пережил, сразу расставил приоритеты. Нет у нас времени для политесов, как говорят наши в эту войну союзники, в данный момент оккупированные немцами, ссорьте.
Познакомившись с мужиком, узнал, что здесь действительно находятся его жена и дочь, мальчик, сын его погибшего брата, а раненые женщина и ребенок, это все, что осталось от другого, большого еврейского семейства. Еще одна молодая женщина с маленькой девочкой, тоже приходятся им какими-то родственниками, если откровенно, кто кому и кем, я особо не вникал. Главное, что я сделал, так это довел до Ицхака, так звали еврея, что у нас в отряде единоначалие, и раз они пришли к нам, то все приказы должны выполняться беспрекословно. В тоже время заверил его, что его женщинам и детям в нашем отряде ни что не угрожает, хотел приколоться и сказать, кроме беременности, но сдержался, не тот момент. Нечего мужика пугать, он сейчас никаких шуток просто не поймет. А вот то, что он также будет привлечен к вооруженной борьбе с оккупантами, это я ему объяснил.
Худо-бедно расселив пополнение отряда, разумеется, отложив строительство новых землянок на утро, дождался возвращения ротмистра с милиционером. Самое интересное, что на месте бомбардировки они ничего не обнаружили, странно, но похоже и немцы занимались приписками своих побед. Хотя возможно и просто ошиблись точкой бомбардировки....
Когда вернулись две другие пары производившие разведку лесного массива с прилегающей территорией, стало, наконец, ясно, что наземной операции немцы не планировали, или в данный момент здесь для этого у них не было достаточного количества войск. Ведь как не крути, а прочесать лесной, местами заболоченный массив радиусом примерно в двадцать километров, это далеко не простая войсковая операция. И здесь может понадобиться привлечение довольно больших соединений. По моим скромным понятиям не менее стрелкового полка, да и то думаю, что его будет недостаточно. А учитывая еще наличие неподалеку озер....
На следующий день начали снова с отправления разведгруппы. В этот раз отправились на задание, Сорокин с Есиповым, комиссар, можно сказать, потребовал отправить его в резведвыход, мотивируя это тем, что иначе он не сможет спрашивать с бойцов выполнения приказов, отсиживаясь за их спинами.
Тут в голову снова приходит только одно, куда, так, разтак, делись такие политработники в дальнейшем, превратившие партию в закрытый элитарный клуб. И усиленно блюдя лишь свои собственнические интересы. Воспринимающие всех окружающих, как обслуживающий, их, элиту персонал, и не более того. Были бы в наше время такие партработники, может и страну не просрали бы. Но если бы у бабушки был ....
А в данный момент Сорокин с Есиповым уходил в разведку, взяв с собой Антона Сашко, планировалось посетить несколько сел, одним из которых как раз, от имени немецкой администрации управлял, спасший нашего НКГБиста староста. Заодно забросить в заранее обусловленное место записку, для соседнего партизанского отряда, давая им понять, что у нас все в порядке, и не мешало бы все же встретиться представителям отрядов, для планирования совместных действий.