Выбрать главу

— Все думают, что вы, оставшиеся Тисте Анди — выжившие во множестве войн — являетесь элитой, лучшими из лучших.

— Ты был солдатом и знаешь все сам. О, в рядах Тисте Анди много героев. Но еще больше тех, кому просто везет. Как всегда. Мы потеряли многих славных героев в войне с малазанами.

— Ты имеешь в виду — без толку. — Сирдомин поморщился. — Но в Кеф Танар ты просто повелитель битв.

— С солдатами из дерева я бесподобен. Живые — совершенно иное дело. — Он вздохнул, явно желая оставить эту тему.

Друзья посидели в прочувствованном молчании. Ресто принес еще кувшин эля, и Спиннок ощутил облегчение, понимая, что разлитый в кружки напиток заткнет им рты, не давая возможности продолжать разговор, способный поколебать здание из полуправды и откровенной лжи, которое он только что построил.

Наконец заря явила маковый румянец над далеким восточным горизонтом (хотя этого жители города видеть не могли), и Спиннок Дюрав кивнул сам себе. «Вечная Ночь или нет, но Тисте Анди знают, когда появляется свет. Снова ирония: люди в Ночи не ведают о начале дня, о прохождении незримого за пеленой тьмы солнца, отправившегося в бесконечное странствие по небесам».

Прежде чем напиться, они договорились о времени новой игры. Когда наконец Сирдомин поднялся на нетвердые ноги, помахал рукой примерно в направлении Спиннока и пошел, шатаясь, к выходу, Спиннок мысленно пожелал ему удачно добраться до дома.

Да, самое вежливое прощание, хотя и без слов.

Сейчас, наверное, Аномандер Рейк воссел на престол и укрепляет дух, готовясь предстать грубым заботам дня — выделение пособий, жалобы купцов, рапорты о состоянии поставок, один или два посла из отдаленных вольных городов, желающих торговых соглашений и договоров о взаимной защите (о защите в особенности).

О, ведь Рыцарь Тьмы победил уже много чудовищ и демонов, не так ли?

* * *

Тьма сдалась. Но она всегда сдается. Невозможно сказать, сколько времени они провели в Куральд Галайне, сколь большие расстояния отмерили шаг за шагом за шагом… Все было в распаде, все казалось бесполезным и безвыходным. Снова и снова Нимандер Голит как бы просыпался, вздрагивая и понимая, что шел как автомат среди столь же одуревших товарищей. Казалось, они не шагали, а дрейфовали в мутных безднах, и только шедший в нескольких шагах впереди Скол видел перед собой цель, которую прочие не могли даже вообразить. Нимандер понимал, что снова потерял себя.

Но от возвращения не становилось легче. Осознание себя приносило лишь боль. Нимандер Голит — не более чем скопище воспоминаний, застывших ощущений. Молодая женщина умирает у него на руках… и еще одна, умирающая от его рук — лицо темнеет, словно грозовая туча, не способная выпустить молнии… глаза выпучиваются, а он все сильнее сжимает руки. Трепещущее тело летит по воздуху, вышибает окно и пропадает в дожде.

Цепочка может крутиться вечно, и вечно могут блестеть кольца, словно они наделены жизнью. Изношенные башмаки могут нести их вперед, левой — правой, стуча, как лезвия затупленных ножниц. Обещания будут даваться и впредь, и опухшая рука согласия снова неохотно влезет в латную перчатку посулов. Все будут цепляться за уверенность. Или чувствовать, как она толкает их вперед — будто ветер, точно знающий, куда дуть. Жаль только, что ветер такой холодный.

И еще какие-то полые штучки мелькают перед глазами, словно марионетки на спутанных нитях. Когда он протягивает руку, пытаясь распутать нити, придать смысл, всё отскакивает, не давая коснуться себя.

Скиньтик брел на полшага впереди его. Кажется, он глядит на все с ухмылкой. Нимандер не мог видеть его лица и поэтому не знал, каково ему в окрестной тьме; но когда темнота начала рассеиваться, кузен повернул голову, и улыбка его определено была кривой. — Неплохо было, — пробормотал он, делая каждое слово ложью и очевидно наслаждаясь собственным остроумием.

Сейчас их окружил влажный, прохладный, ласковый воздух. Скол замедлил шаг. Когда он повернулся, все смогли увидеть степень его утомления. Кольца еще раз провернулись на концах цепочки — и застыли, туго натянув ее. — Разобьем лагерь здесь, — прохрипел проводник.

Некая недавняя битва превратила доспехи и одежду Скола в лохмотья; темную кожу запятнала кровь. Так много ран, что если бы их нанесли за один раз — он мог бы погибнуть. Той ночью на улочке форта Вторая Дева, когда он призвал их, все это было незаметным.

Нимандер и Скиньтик увидели, что сородичи валятся на траву там, где их застал приказ остановиться. Глаза их тусклы, на лицах выражение потерянности. Да, объяснений мало. «Объяснения — меч и щит атаки, а мотив действий прячется позади. Объяснения стремятся найти слабые места, использование слабых мест рождает покорность, потенциал для полной капитуляции». Так некогда написал Андарист в трактате, озаглавленном «Битва и Переговоры».