Одевшись, он вышел.
Его ждет игра. Мрачный взор Сирдомина напротив; искусно сделанные, но по сути мертвые куски кости, дерева и рога на столе между ними. Призрачные, ненужные игроки.
Когда игра закончится, когда определятся победитель и неудачник, они посидят еще, попивая из одного кувшина; Сирдомин начнет говорить, ничего не называя своими именами, начнет скользить словами по краю того, что его тревожит. Будет двусмысленно намекать и уклончиво оправдываться. Спиннок понимает лишь, что его тревоги имеют некое отношение к Великому Кургану к северу от Черного Коралла. Недавно он отказался пойти туда, совершить привычное паломничество, что заставило Спиннока подозревать: этот человек теряет веру, готовится впасть в полное и ужасное отчаяние. Тогда все, что нужно Спинноку от друга, истлеет и умрет.
Где тогда искать надежду?
Он вышел на темные улицы, направился к таверне, гадая, может ли он что-то сделать для Сирдомина? Мысль заставила его замедлить шаги, потом и изменить направление. Вниз по аллее, на которой дома с каждым шагом становятся ниже, мимо пестро раскрашенных — когда-то — дверей. Кто ныне станет тревожиться о цвете в вечной Ночи?
Подойдя к одной двери, выщербленная поверхность которой была покрыта грубыми значками и рисунком Великого Кургана. В центре была вырезана открытая ладонь.
Когда рождается вера, жрецы и жрицы появляются с быстротой плесени на хлебе.
Спиннок застучал в дверь.
Она почти немедленно приоткрылась. Он увидел в щели широко раскрытый глаз. — Я должен с ней поговорить.
Дверь заскрипела, открываясь. В коридоре стояла, делая реверансы, девушка в грубой тунике. — Ло… лорд, — заикнулась она, — она наверху… поздно уже…
— Неужели? И я не лорд. Она не спит?
Девушка неохотно кивнула.
— Я не займу много времени. Скажи — это воин Тисте Анди, которого она встречала на развалинах. Она собирала дрова. А я… ничего особенного не делал. Иди, я жду.
Девушка поспешила вверх, перепрыгивая через ступеньку, сверкая грязными пятками.
Он услышал, как дверь открылась, закрылась и распахнулась снова; девушка показалась наверху лестницы. — Идите! — прошипела она.
Ступени заскрипели под ним.
Жрица — ветхая годами и чрезвычайно жирная — сидела в плюшевом (некогда) кресле у заваленного побрякушками алтаря. Слева и справа светились оранжевым сиянием жаровни, над ними поднимались струйки густого дыма, уже скопившегося под потолком. Глаза старухи, мутные от катаракты, тускло отсвечивали.
Когда Спиннок вошел в комнатушку, девушка ушла, закрыв дверь.
— Ты пришел не для того, — сказала жрица, — чтобы принять новую веру, Спиннок Дюрав.
— Не припоминаю, что называл свое имя.
— Все знают единственного из Тисте Анди, снисходящего до общения с нами, подлыми людишками. Есть еще один, торгующийся на рынках — но ты не Эндест Силан, который сражался бы с каждой ступенькой, сгибаясь и чуть не падая под собственным весом.
— Болтовня мне досаждает.
— Понятное дело. Чего тебе нужно, воин?
— Я хотел кое о чем спросить. Нет ли кризиса среди верующих?
— А. Ты говоришь о Сирдомине, недавно лишившем нас помощи.
— Лишившем? Неужели? И какой помощи?
— Это не твое дело. И не Тисте Анди, не Сына Тьмы.
— Аномандер Рейк правит Черным Кораллом, Жрица, и все Тисте Анди служат ему.
— Великий Курган стоит вне Ночи. Искупитель не склоняется пред Сыном Тьмы.
— Я беспокоюсь за друга, жрица. Вот и все.
— Ты не сможешь ему помочь. Как он не может помочь нам.
— Так что за помощь вам нужна?
— Мы ждем, чтобы Искупитель покончил с бедами верующих.
— И как Искупитель сможет это сделать, если не через смертных избранников?
Она склонила голову набок, словно удивившись вопросу, а потом улыбнулась: — Спроси друга, Спиннок Дюрав. Когда игра будет окончена и твой Лорд снова победит, вы закажете пива. Вы двое — похожие друг на друга даже сильней, чем тебе кажется — будете пить, находя облегчение в общении.
— Твои познания меня тревожат.
— Искупитель не страшится Тьмы.
Спиннок вздрогнул, шире раскрыл глаза: — Принять горе Т’лан Имассов — одно дело, Жрица. Но Тисте Анди… у Искупителя, наверное, нет страха, но его душа пробудилась к мудрости. Жрица, пусть твои молитвы будут ясными. Тисте Анди — не для Искупителя. Бог он или нет, соединение с нами его уничтожит. Полностью. «И, клянусь дыханием самой Матери, уничтожит и нас тоже».