Замерев, он со смешанным чувством любопытства и страха смотрел на громадное чудовище, стараясь ничем не выдать своего присутствия. Как знать, вдруг эта гора умеет тишать и захочет закусить несчастным заблудившимся человечком? «Слон! — вдруг мелькнуло в мозгу шемита. — Точно, тот торговец, предлагавший безделушки из слегка желтоватой, необычайно прочной кости, говорил, что они сделаны из бивней слона. О боги! Не все ли равно, как зовут эту тушу! Главное, чтобы она не сожрала меня».
Неожиданно где-то сзади, за спиной слона, послышались голоса людей, но зверь не обратил на них ни малейшего внимания, что несказанно удивило Урихара. Забыв о своих страхах, шемит выглянул из-за камня и увидел такое, что чуть не вскрикнул от изумления: на широкой шее гигантского животного полулежал человек, который, как показалось Урихару, управлял слоном. Глаза не обманули молодого купца. Человек, сидевший на звере, прикоснулся ладонью к затылку слона, и тот послушно направился к реке. Стоило ему ступить в воду, как погонщик шлепнул его по шее, и слон, нагнув голову, начал вглядываться в воду маленькими глазками. Увидев что-то, он вошел поглубже, покачал хоботом и вдруг выдернул откуда-то из глубины поваленное дерево, высоко поднял его и кинул на середину реки. Затем он отыскал еще одно дерево, и еще одно. Все они, с громким плеском уходя под воду, вскоре выныривали на поверхность и плыли вниз по течению.
Как зачарованный смотрел Урихар на необычное зрелище и даже не сразу заметил, что на берег вышли еще три юноши и две девушки. Все они были высокими и стройными, с золотисто-коричневой кожей, иссиня-черными волосами, закрученными в тугие кольца, и темно-карими глазами. Юноши и девушки весело смеялись и разговаривали на удивительном певучем языке, совершенно непонятном шемиту. Не переставая веселиться, они попрыгали в холодную воду и начали плескаться, обдавая друг друга тучами брызг.
Решив, что незнакомцы — люди незлобивые и мягкие, Урихар решился и вышел из-за своего укрытия, протягивая навстречу внезапно замолчавшим людям открытые ладони, чтобы показать, что пришел с миром. Один из юношей повернулся к нему и что-то спросил, но шемит, естественно, не понял ни слова. Тогда юноша повторил вопрос, по всей вероятности, на другом языке, но и этого языка Урихар не знал. Купальщики выбрались из воды и начали переговариваться между собой, видимо решая, как поступить. Наконец человек, сидевший на слоне, поманил Урихара рукой, и шемит, не раздумывая, бросился в реку, чтобы переплыть на другой берег. Выбравшись на сушу, он снова показал открытые ладони и проговорил:
— Меня зовут Урихар, Я из Шема. Я не причиню никому зла. — Потом, взглянув на недоуменные темнокожие лица, ударил себя кулаком в грудь и сказал лишь одно слово: — Урихар.
Похоже, на сей раз его поняли, потому что юноша, стоявший к нему ближе всех, тоже ударил себя в грудь и представился:
— Баджа.
Затем он принялся показывать на юношей и девушек очереди и называть их имена:
Саадата, Горамга, Барума, Маала. Последним он назвал погонщика слона:
— Сальбо.
При каждом вновь названном имени Урихар радостно кивал и улыбался, стараясь выразить всем своим видом крайнюю степень доброжелательности. «Собеседники» светло улыбались ему в ответ, но разговор по вполне понятным причинам не клеился. В конце концов Маала взяла шемита за руку и слегка потянула его за собой, приглашая пойти и мосте с остальными. Урихар старательно закивал головой и подчинился. Сальбо что-то крикнул слону прямо в огромное о, и послушное животное поспешило вперед, намного опередив пеших людей. Однако все прояснилось довольно быстро и стоило слону пропасть из виду, как навстречу вышли три других слона, на каждом из которых сидели по два мужчины, видимо воины, так как каждый держал в руках копье, из-за спин у них торчали луки, а на ремнях, переброшенных через плечи, висели колчаны со стрелами. Воины проводили Урихара до самого селения, которое оказалось совсем недалеко от реки: тропа, проложенная слонами, несколько раз повернув, снова вышла к берегу, ниже по течению.
Селение было очень большим, домов в сто, если не больше. Стоило Урихару ступить за высокую изгородь, ограждающую деревню, как ему навстречу высыпало множество людей: и мужчин, и женщин, и, конечно же, детей. Так по живому коридору шемит дошел до самого большого дома, и котором, как он сразу догадался, жил вождь. Видимо, извещенный Сальбо, вождь ждал гостя на пороге. Это был сильный, крепкий мужчина лет сорока, с суровым, ничего не выражавшим лицом, испещренным шрамами. Он долго рассматривал шемита, после чего важно кивнул и что-то сказал, обращаясь к Бадже, стоявшему по левую руку от Урихара. Тот толкнул купца в бок, и Урихар, подчиняясь внутреннему чутью, шагнул вперед, слегка поклонился и, снова ударив себя в грудь, представился:
— Урихар.
Вождь важно кивнул и, показав на себя пальцем, сказал:
— Кидого.
И тут словно боги шепнули Урихару на ухо подсказку. Он быстро развязал свой мешок, вытащил из него топорик и протянул его вождю на открытых ладонях.
— Это тебе, Кидого. Прими мой подарок в знак глубокого уважения.
Вождь, конечно, не понял ни слова, но при виде удивительно острого стального лезвия с блестящим, словно отполированным, деревянным топорищем у него загорелись глаза. Он взял подарок, сжал гладкое дерево в ладони и, прикоснувшись топориком к своей груди, вопросительно взглянул на шемита. Тот кивнул:
— Да, это тебе. Возьми.
Вождь улыбнулся и заговорил, судя по тону, приказывая своим людям что-то сделать. Маала снова взяла Урихара за руку и повела его за собой на самую окраину селения, как он потом узнал, в свой дом.
Шемит быстро прижился среди вартулов, как называли себя люди приютившего его племени. Язык их оказался несложным, и довольно скоро Урихар уже мог свободно объясняться со своими новыми друзьями. Ему нравились эти миролюбивые люди, в большинстве своем обладавшие добрым нравом и почти все время пребывавшие в хорошем настроении, и он искренне радовался, что набрел именно на них, ибо, по рассказам, эти края населяли весьма разные племена, а в десяти днях пути от селения вартулов обитало настолько кровожадное племя, что слухи о нем казались Урихару просто выдумкой чьего-то воспаленного мозга.
Кроме доброжелательности вартулы отличались редкостным трудолюбием, все делали обстоятельно, продуманно и с нескрываемым удовольствием. Особенно шемиту нравились их дома, одновременно и очень простые, и удобные. И хоть возводили их быстро, это нисколько не делало их менее прочными. Сначала в землю вкапывали высокие шесты, подбирая для них одинаковые по толщине деревья, которые доставляли к селению специально обученные слоны. После этого плели крышу либо из высушенной травы, либо из листьев особых деревьев — длинных и широких, мелко изрезанных по краям. Затем возводили стену из глины, которую в изобилии поставляла река, с мелкими кусочками коры и перетертой в крупный порошок травой, оставляя в ней небольшие отверстия, чтобы проходил воздух. Потом посередине строили еще одну стенку, в которой, пока глина еще не высохла, вырезали двери (их закрывали циновками, которые искусно плели местные женщины). Таким образом, дом оказывался разделенным на две половины: закрытую и открытую. В задней, закрытой, ставили кровати, плетенные из тонких прутьев, а в передней, открыли и принимали гостей. Крыша над передней половиной резко снижалась, защищая ее тем самым от солнца и дождя, так что теплыми ночами здесь можно было даже спать. Правда, спать на открытой половине позволялось п. мужчинам.
Мужчины племени вартулов сначала казались Урихару странными, пока он не понял, чем эти их странности объясняются, да и просто не привык к ним. У всех мужчин были длинные, как у женщин, и тщательно ухоженные волосы, только женщины не выжигали на макушке ровного круга и не так заплетали косы. Женщины обычно носили много мелких косичек, из которых сплетали одну, если женщина была замужем, или две-три, если это была девушка на выданье. Мужчины же не просто заплетали волосы в косы, они еще и укладывали их в замысловатые прически вокруг шейной проплешины. Также шемита удивляло, что он почти никогда не видел женщин, глядящихся в зеркала, тогда как на поясе каждого мужчины висело маленькое зеркальце в тонкой оправе, в которое они время от времени заглядывали, поправляя то прическу, то краску, которую они наносили на веки и даже иногда на щеки. Кроме того, мужчины были страстными поклонниками хороших запахов, и часто на их сильных, мускулистых шеях можно было увидеть ожерелья из благоухающих цветов. Одежду же, состоявшую в основном из сложно намотанных набедренных повязок с обязательным длинным хвостом спереди, они всячески украшали, используя для этого в основном разноцветные, птичьи перья.