История, рассказанная Амарис, и в самом деле оказалась удивительной. Конан, который успел немало побродить по свету, любил слушать рассказы о неведомых землях и новых людях, считая, правда, при этом, что его трудно поразить чем бы то ни было. Однако на сей рая услышанное превзошло все его ожидания. Жадно ловя каждое слово, он забыл и о загадочных собаках, и о пиратах, бродивших сейчас по торговому паруснику. Ему страстно захотелось поскорее добраться до Турана, чтобы доложить о выполненном поручении, и, навсегда покинув войско Илдиза, вернуться к жизни бродяги.
* * *
— Завтра тебе исполняется восемнадцать лет, Балаи. — Темно-карие глаза отца строго смотрели на сына из-под густых бровей. — Все мужчины в нашем роду к этому возрасту уже давно определили свою судьбу, и лишь ты благодаря последней просьбе твоей умирающей матери засиделся дома так долго. Теперь я хочу испытать тебя. Поело этого мы вернемся домой и поговорим.
Они вышли из дома и направились к площадке для спортивных игр, которая находилась неподалеку. Все мужчины их селения, раскинувшегося близ города Шандарата, чуть ли не с первых своих шагов проводили тут долгиt часы, воспитывая волю, накачивая сильные мышцы, развивая в себе выносливость. Наверное, поэтому они так славились силой и мужеством, и многие из них прославили ими воинскими подвигами.
Стояло раннее утро, солнце едва-едва поднялось из-за горизонта, и в этот час на площадке было безлюдно. Радуясь своей молодости и здоровью, Балаи легко проделал упражнения, которые задавал ему отец. Он быстро и точно метал копье, бросал тяжелые камни, каждый раз непременно попадая в цель, ловко перепрыгивал через высокие и низкие препятствия, не задевая их. Отец одобрительно кивал головой и придумывал все новые и новые испытания. Вот он заставил сына снова прыгать, но уже с мешком, наполненным мелкими камнями, на плечах. Вот он начал отсчет, а Балаи, взяв в каждую руку по тяжелой дубине, помчался по узкой тропинке, огибавшей площадку. Когда юноша вернулся, отец долго придирчиво прислушивался к дыханию сына, чтобы определить, насколько тот устал.
— Что ты, отец! — рассмеялся Балаи. — Я могу пробежать еще три раза по столько же, а потом поднять любой камень, на который ты укажешь.
— Да, — кивнул отец. — Здоровьем боги тебя не обидели. А теперь я убедился, что ты успел многому научиться. Я доволен тобой. Давай присядем и поговорим.
Они устроились неподалеку от беговой тропинки на мягкой шелковистой траве возле корней высокого раскидистого дерева. Балаи молчал, ожидая, когда заговорит отец, а тот задумчиво смотрел вдаль, словно пытался увидеть будущее своего младшего сына. Наконец он тяжело вздохнул и повернулся к юноше.
— У тебя нет никого, кроме меня и старшего брата. Богатства я за свою жизнь не скопил, хотя мы никогда и не бедствовали. Я дал тебе все, что мог. Ты грамотен, силен, ловок и вынослив. Из тебя мог бы получиться прекрасный воин, который зарабатывает на жизнь мечом. К тому же тот, кто хорошо владеет оружием, не даст превратить себя н раба. Но я не могу решать за тебя, сын мой, ибо ты уже взрослый. Ты свободный человек и волен сам выбирать свой путь. Знаю, боги наградили тебя не только отменным здоровьем. Они дали тебе талант живописца и ваятеля даже больший, чем талант твоего деда. Скажи, ты уже подумал о своем будущем? Что ты выбрал для себя? Воин или художник? Не торопись с ответом. Это очень серьезный шаг.
— Я давно уже все решил, — ответил Балаи. — Ратное дело — не для меня. Я не хочу уничтожать. Мне гораздо больше по душе создавать прекрасное. Если ты не возражаешь, мне бы хотелось стать ваятелем и прославить наш род в веках.
— Даже так? — усмехнулся отец. — Прославить? На меньшее ты не согласен? — И, не дав сыну возразить, продолжил: — Это хорошо. Имея малые цели лучше не браться за дело. Но для того чтобы стать великим художником, одного желания недостаточно. Дед многому научил тебя, им вот уже два года, как он покинул нас, не успев передать тебе всех секретов своего мастерства. Тебе нужен учитель. Ты согласен со мной?
Балаи задумался, вспомнив, как пытался вылепить из глины статую своего брата, Хоррана. Он несколько раз принимался за работу, но снова и снова бросал ее на сере дине, чувствуя, что не может уловить чего-то самого главного, единственного, чтобы изваяние ожило, чтобы оно показало силу, ловкость, гибкость мускулистого тела Хоррана. Однажды утром, проснувшись, как всегда, на рассвете, Балаи вдруг ощутил, что сегодня все должно получиться. Он разбудил брата и попросил его прийти на задний двор, где под низким навесом, одной стороной упиравшимся о старый дуб, была устроена его мастерская.
Подойдя к возвышавшейся на каменном основании незаконченной статуе, Балаи скинул влажную ткань, которой она была покрыта, чтобы глина не высыхала под лучами солнца, и внимательно осмотрел ее. Да, она была еще далека от совершенства. Перебирая деревянные инструменты ваятеля, доставшиеся ему от деда: изогнутый пилочки, большие и маленькие ножи, узкие и широкие лопатки, — Балаи глядел на свое творение, и ему казалось, что он знает, как надо преобразить его, чтобы вдохнуть в статую жизнь. Появился Хорран. Высокий, стройный, с прекрасными бугристыми мышцами, он словно был не рожден женщиной, а специально создан богами для того, чтобы вдохновлять художника. Поправив узкую набедренную повязку, Хорран взял п руки легкое копье, отставил одну ногу назад, а копье поднял над головой, как будто собирался метнуть его в цель. Балаи следил за движениями брата, восхищаясь его мужественной красотой, но стоило ему повернуться к незаконченной статуе, как улыбка на его лице погасла: собственное творение показалось ему грубой пародией на совершенное человеческое тело.