Сен-Клер ничего не мог с этим поделать, хотя и понимал, что что-то происходит. Несколько раз он пытался выспросить, в чем дело, — пытаясь сделать это ненавязчиво, — но я настойчиво продолжал объяснять, что, мол, все в порядке.
— Нельзя им доверять! — шипел генерал яростно. — Надеюсь, хотя бы это ты понимаешь? Она одна из них, и поэтому нельзя доверять ей.
Но я ему не верил и, как бестолочь, плелся, закрыв на все глаза к концу, который не замедлил наступить.
Стоял жаркий, душный день конца мая, и все в природе жаждало наступления периода муссонов. Мадам Ню казалась призрачно далекой, отстраненной, встревоженной, хотя и отрицала это, когда я поинтересовался ее состоянием.
Черт, ну и пекло! Прямо затишье перед бурей. Наши тела липли друг к другу, и все-таки она прижималась ко мне с безумной страстью и спрашивала снова и снова, закрыв в экстазе глаза, люблю ли я ее, чего никогда не делала раньше.
Она, как обычно, закрыла дверь — в этом я был уверен, и все-таки почуял слабейший ветерок, начавший поддувать, — слишком поздно.
Длинный бамбуковый шест, используемый в качестве тренировочного меча в кендо, легонько дотронулся до моего плеча. Мадам Ню с полными ужаса глазами уперлась мне в грудь обеими руками и отпихнула меня.
В центре кабинета стоял Чен-Куен в одеянии буддистского аббата, вытянув вперед шест кендо. Дверь была раскрыта настежь. Когда Мадам Ню поднялась, я постарался встать между ними, защищая ее.
— Дорогой мой Эллис, — сказал Чен-Куен. — Это совершенно необязательно. То есть — совершенно.
Я повернулся к ней. Женщина успела надеть юбку и застегивала рубашку. Лицо ее было абсолютно спокойным: ни страсти, ни страха — ничего.
Ничего.
Насколько глупо выглядит мужчина без штанов. Я натянул свои, трясущимися пальцами застегнул ремень, чувствуя, как правда встает во рту как желчь.
— Все было подстроено, — сказал я. — До последнего шага.
— Разумеется, — сказала Мадам.
А затем меня пронзила еще более кошмарная догадка.
— Тот сон, в Клетке, — комната, заполненная паром...
Она улыбнулась с таким выражением удовлетворения, которое я никогда ей не прощу. Я изо всей силы врезал ей по губам, а мгновение спустя Чен-Куен выдал основной удар до деревянным мечом по моей голове, который едва не разнес мне череп вдребезги.
Но, несмотря на это, потребовалось трое охранников для того, чтобы спустить меня вниз, на территорию лагеря. В тот же самый момент, когда Сен-Клер выходил из Медицинского центра в сопровождении единственного стража, один из моих «сопровождающих» как раз ткнул мне прикладом под ребра.
На мгновение я просто взбеленился, возненавидев все живое, и вдребезги разнес поганцу половину грудной клетки локтевым ударом.
На призыв Чен-Куена из монастыря выбежало не менее полудюжины свежих охранников, которые моментально сгрудились подле меня. И тут раздался свежий голос: словно призывный клич, словно горн, протрубивший на рассвете, он предварил падение Иова — Черный Макс был великолепен.
Я использовал все, чему он меня обучал. Короткие, разрушающие, ввинчивающиеся в тело врага кулаки, удары, концентрирующие энергию чи до такой степени, что внутренние органы распадались до основания, рубящие — разбивающие кости, все это было... но, к сожалению, конец был предрешен.
Думаю, что именно приклад АК-47 поверг меня наземь, посреди крутящихся и прыгающих ног. Сен-Клер продолжал сопротивляться, я слышал его голос, но потом он отдалился, стал затихать...
Я пришел в себя в полутьме: жидкий свет, как еврейский суп, лился сквозь зарешеченное окно. Застонав, я почувствовал какое-то движение рядом, и тут же появился Сен-Клер.
— Ничего, сынок. Расслабься. Все будет в порядке.
Послышался грохот жестяной посудины, я приподнял голову, поддерживаемый его рукой, и выпил несколько глотков воды. Мне казалось, что череп увеличился раза в два.
Мне захотелось кое-что выяснить, и Сен-Клер, почувствовав мой немой вопрос, ответил:
— По крайней мере, я не вижу переломов...
— Где это мы?
— Карцер на первом этаже. Что там сегодня случилось?
Я не мог более уклоняться и рассказал все в подробностях.
Когда рассказ был завершен, генерал покачал головой:
— Черт побери, парень, ну почему же ты мне раньше ничего не сказал? Я же предупреждал! Она тебя не освобождала. А, наоборот, приковывала еще сильнее.
— И что дальше? — спросил я.
— Спроси чего полегче. — Он пожал плечами. — Через пять минут узнаем.
Услышав в его голосе незнакомые нотки, я приподнялся на локте:
— Что вы имеете в виду?
— А то, что один из вертухаев помер примерно час назад. У него была разорвана селезенка.
Я глубоко вздохнул:
— Ты очень хорошо меня обучил, Макс.
— Ни фига подобного, — ответил он. — Наоборот, плохо. Хотя... это и я мог постараться. Теперь уж не узнаем.
Я медленно проговорил:
— Ты хочешь сказать, что на сей раз нам не отвертеться?
— С нашим обучением все равно ничего не вышло, — вздохнул генерал. — Так что стараться особо не стоит, если принять во внимание то обстоятельство, что мы с тобой уже давно покойники.
Продолжить столь полезную дискуссию о столь животрепещущих проблемах нам не удалось, потому что буквально через секунду дверь распахнулась и охрана увела Сен-Клера.
Молодой офицер крикнул, чтобы мы остановились. Его голос смыл дождь. Мы стояли и ждали, пока он осматривался. Похоже, места здесь было немного, но такой пустяк его вряд ли смутил. Он выбрал местечко на дальнем конце прогалины, отыскал пару проржавевших лопат, которым пришлось немало поработать за свою жизнь, и отошел с двумя охранниками покурить под деревья, оставив с нами одного.
Времени почти не осталось, работа была несложной. Земля в этом месте оказалась суглинистой, копалась легко. Дождь тоже помогал. Почва отделялась целыми пластами, и, прежде чем я понял, что делаю, уже по колено стоял в собственной могиле. Да и Сен-Клер не отличался особой сообразительностью. Копал так, словно в конце работы его ждал приз, и успевал трижды вышвырнуть полные лопаты суглинка там, где я — всего одну.
Дождь внезапно замолотил с бешеной силой, смывая остатки надежды. Я должен был умереть. Мысль поднималась из желудка в горло мутной волной желчи. Стенка моей могилы из-за сильного дождя поползла вниз, и наружу выглянула полусгнившая рука со скрюченными пальцами.
Вонь была невероятная, я слепо отвернулся, хватая ртом воздух, пополз вверх, потерял равновесие и рухнул в могилу, лицом в землю. В то же самое мгновение другая стенка могилы обвалилась мне на спину.
Дышать было нечем, глаза заболели. Я открыл было рот, чтобы закричать, но тут железная рука схватила меня за воротник и вытащила из-под земли.
Когда я вынырнул на поверхность, то увидел поднимающего меня одной рукой Сен-Клера, который так и не выпустил из другой лопату. Что-то мелькнуло в его глазах, когда он спросил меня, все ли в порядке, какое-то безумие... а из-за спины уже орал подбежавший вертухай, заглядывая в распахнутую пасть могилы.
Сен-Клер сделал короткий резкий удар лопатой назад — с такой силой, словно перерубал боевым топором цепь моста, попал охраннику по шее и убил его мгновенно. Его «Калашников» он подхватил еще до того, как тело свалилось на землю. Генерал перевел оружие на автоматический огонь и выпустил длинную очередь, заставившую молодого офицера и двоих его людей кинуться на землю в поисках укрытия.
Меня можно было и не пихать в спину, как это сделал Сен-Клер, но пинок помог мне очнуться. Я прыгнул к деревьям и упал в полутьме джунглей много раньше первых, пропевших в ветвях, пуль. Вскочив на ноги, я как безумный помчался вперед и через пару секунд выскочил на другую, покрытую слоновьей травой прогалину шириной футов в пятьдесят, в которой преспокойно паслись водяные быки.
Тут я остановился, но появившийся рядом Сен-Клер прокричал:
— Вперед! — И снова изо всей силы толкнул меня в спину: — Если нас увидят на открытом пространстве — крышка.
Он выпустил несколько пуль в начавших бестолково разбредаться по поляне быков, и я кинулся сквозь слоновью траву...