— А почему не пришел сам?
— Когда у тебя судороги и эпилептические припадки особо не походишь. Во время одного из них солдаты не удержали Квинта, и он расшиб голову. Но его товарищи утверждают, что Квинт никогда не страдал припадками — Луций хотел что-то сказать, но врач продолжил:
— Я убедил их, что их можно умело маскировать. На руку сыграла некая обособленность центуриона. Как рассказали солдаты, он редко рассказывал о себе и о родных, много время проводил в одиночестве.
— Не понял. К чему это все.
— Я провел вскрытие — от мрачного голоса Луцию стало не по себе — полагаю Квинт был отравлен — в глазах посла на мгновение потемнело. Врач продолжал — Скорее всего, цикута, но я не уверен до конца — замолчал он, ожидая вопросов. Не дождавшись их, врач продолжил:
— Но это еще не все. Незадолго до этого с такими же жалобами ко мне обращался Цезарь.
— О, боги! — посол схватился за голову — Что можно сделать? Он ведь выживет? — сразу оценил ситуацию Луцию, который знал, почему у Квинта и Андроника могут быть одинаковые симптомы.
— Я дал ему средство, вызывающее рвоту. Учитывая морскую болезнь это не вызовет подозрений. В остальном все зависит от силы организма. Но зная Андроника, я думаю, что он выживет. Более важный вопрос — кто? Или это местные власти или…
— Убийца находится на корабле. О, боги! — простонал посол.
Опасаясь повторного отравления, Луций лично следил за приготовлением пищи Цезарю, сам относил еду и всегда брал с собой рвотное зелье. Больше всего он опасался, что убийца рискнет как можно скорее завершить начатое и предпочтет лично убить Цезаря.
Вечером центурион объявил о трагической гибели Квинта. Луций добавил, что тело Квинта отправят домой, как только они прибудут в порт. С тяжелым чувством посол решил проведать Андроника, который искренне переживает смерть преторианца.
— Пусть семье Квинта начислят выплаты как за боевое задание — напоследок сказал он. Луций понимал обеспокоенность Андроника. Учитывая обстоятельства гибели, чиновники, скорее всего, посчитают смерть как гибель по собственной неосторожности и начислят минимальную выплату по гибели кормильца. В случае гибели на боевом задании пособие почти в два раза выше.
— Я сделаю все от меня зависящее — уходя в свою каюту, он посоветовал:
— Будь осторожен — Андроник напрягся, но голосом не выдал волнения:
— А что может случиться? — Луций решил не распространятся об истинной смерти Квинта и просто ответил:
— Мало ли что. Времена сейчас неспокойные — и ушел, оставил Цезаря теряться в догадках. Хотя на сон предостережение не повлияло. Через двадцать минут он полностью отдался на милость Морфею. В отличие от него, посол всю ночь не находил себе места, пытаясь выяснить личность предателя. Луция бросало от одной мысли, что враг проник в число самых доверенных лиц префекта тайной полиции. Так ничего не решив, часа за три до рассвета Луций уснул, чтобы окунутся в кошмар. Содержание сна он забыл сразу после пробуждения. О кошмаре свидетельствовала мокрая подушка и смутное чувство неопределенного страха.
Несмотря на все опасения, утром его встретил вполне здоровый и пышущий жизнью Андроник. Погода отличалась спокойствием и благосклонностью. Луций меланхолично глядя на морские волны за бортом, в очередной раз принялся анализировать обстоятельства. Безусловно, убийца не остановится и в скором времени повторит попытку. «Убийца среди охраны. Что может быть хуже? И как организовывать безопасность? А что будет, если покушение произойдет в порту? Или, не приведи Юпитер, Цезаря убьют в землях славян? Это не только разрушит все планы императора, но и заставит того вступить в абсолютно ненужную войну. И только боги могу вообразить все последующие события» — с грустью размышлял он.
С такими невеселыми мыслями и нехорошими предчувствиями Луций подплывал к Ольгвии. Когда он услышал радостные крики моряков, то понял, что порт близко. «Юпитер, Великий и Милосердный помоги и дай мне силы» — взмолился он и с тяжелым вздохом направился в каюту собирать вещи.
VII
Разве в разбойники идут от хорошей жизни? Какой человек бросит семью и любимое ремесло ради сомнительной выгоды ограбить кого-то? Человек решится на такой отчаянный шаг лишь, когда поймет, что дальше жить по-старому уже нельзя.
Ничто не предвещало неприятностей. Соловей встал и сладко потянулся, искренне радуясь приходящему лету. Прислушался. Лагерь понемногу просыпается. Разбойник предвкушал сытный завтрак и мечтательно принюхался к щекочущему ноздри ароматному запаху жареного поросенка. Желудок отреагировал продолжительным урчанием. Идиллическую картину прервало деликатное покашливание. Разбойник обернулся. Неподалеку стоял Ярослав Черный Ворон, один из первых соратников Соловья. Первая их встреча не сопровождалась любезностями: в драке Ворон лишился носа, но признал власть Соловья. Впоследствии он стал правой рукой Соловья. Старый разбойник нерешительно переминался с ноги на ногу и похоже, что только взгляд вожака заставил его заговорить:
— Тут, это…такое дело… Василий…
— Что Василий? — грозно просил вожак. Ворон судорожно сглотнул.
— Он не встал…утром…мы пошли будить….а там вот — он протянул лист, который так сжимал в руке, что почти порвал — Соловей выхватил помятый клочок бумаги. Быстро пробежал глазами, вожак побледнел, затем покраснел, ноздри раздулись как у бешеного быка. Ворон, глядя на вожака уже начал молится, заодно кляня собственную невезучесть. Дело в том, что разбойники, предвидя реакцию на плохую весть, прежде чем сообщать Соловью о побеге сына кинули жребий. И теперь Ворон, которому посчастливилось оказаться так близко от бушующего вожака, трепетал как осина на ветру.
— Молокосос! Мальчишка! — гнева отца не было предела. — Мало я его порол! Догоню, он у меня неделю сидеть не сможет! — понемногу Соловей остывал и начинал трезво размышлять:
— Спасать его все-таки надо, а то ведь повесят мальца, как пить дать повесят, особенно коли узнают, чей он сын — Ворон тихо вздохнул и не верил происходящему — гнев вожака улетучился, не найдя выхода на ком-либо из окружающих.
— Где Олег? — Ворон вздрогнул. Судя по голосу, он напрасно надеялся, что гроза миновала.
— Его тоже нет, — выдавил из себя Ярослав.
— Ну, конечно, кто бы сомневался. Если один куда собрался, так второй тут как тут, — бросил Соловей и начал нервно расхаживать, что-то тихо бормоча. Ворон нервно наблюдал за ним. Вдруг главный разбойник остановился. Лицо его немного просветлело, но все равно оставалось напряженным. Повернувшись к Ворону он сказал:
— Ярик! Остаешься за старшего, следи за тренировками, никуда не высовываться пока я не приеду, — и быстро зашагал.
— Слав, ты надолго?
— Как получится, — не оборачиваясь, бросил он. Впрочем, он рассчитывал скоро управиться. «Ведь даже если они выехали вечером, до захода солнца нагнать их не проблема».
Непоколебимая уверенность была несколько подмочена через пару часов непрерывной скачки. Соловей заметил следы кострища, потухшего не очень давно, угли еще грели. Но след лошади раздваивался. Соловей усмехнулся — «не уж то они думают, что у них получится меня провести? Оба будут кружлять, но все равно встретятся, так что поедь за одним, доберешься и до другого. Вопрос в том, за кем?» Соловей присмотрелся, подковы лошадей различались и он безошибочно определил куда поехал Василий, а куда его названный брат. «Тогда в путь!» — подумал разбойник и несильно ударил коня в бок.
К вечеру он добрался до постоялого двора. Следы лошади все больше уводили на юго-восток. Соловей уже начал сомневаться правильно ли он взял след. Чтобы удостовериться он решил переговорить с хозяином.
— Мир твоему дому!
— И тебе здоровья путник. Желаешь вина, еды или комнаты для ночлега? — прекрасно понимая, просто так ушлый хозяин информацией не поделиться, Соловей бросил монетку и усталый голосом сказал: