В доме старухи Маури таилась всё таже тишина, какую встретил Рик по приезду сюда в прошлый раз. Малышу же всё понравилось, а просторы состоящие из мазалинских комнат ему показал встретивший Фростов у своих дверей весёлый Раин. Он был нарядно одет, в разноцветье, и сиял неописуемой живой улыбкой.
При входе:
— Данди, это ты! — Они приобнялись и зашагали внутрь дома.
А сейчас все находились в сборе в зальной комнате, куда спустя чуток к ним присоединились родители милого Раина Киберли, и конечно же «вечная» старуха Маури. Убитый вид её пугал, отталкивал. Она еле дышала, еле говорила, но не могла не говорить, старалась это делать, чуть бы из последних сил.
— Я слышала всё Данди…обо всех твоих геройских подвигах…от внучка. От Раина. Ты молодец. Твои родители должны гордиться бы тобой! — Она поклацала вставными зубами. — Уверена, гордятся! Больше! Я горжусь тобой! — Глаза её блестели, словно включённые фары грузового автомобиля двигающегося в лунной ночи. — Горда за то, что Рональда ты продолжение, его ты ученик…И как же, гордость!
— Спасибо вам, бабушка Маури. — Сказал довольный Данди.
Вмешался малыша отец.
— Вы правы Маури, мы с Мерелин горды за сына своего. — Рик говорил и одновременно ложечкой мешал в стеклянной кружке отваристого чая сахарную пудру.
Старушенце в ответ махала лишь головкой. К ней подключилась её дочь, а с нею и зять. А Раин мирно за всем этим наблюдал.
— Пожалуй я начну. — Сказала после паузы старуха.
А время говорить и впрямь пришло, спустя огромные десятилетия. И Маури желала сделать всё, что от неё зависело, то, чем могла б помочь внучонку умершего Рональда Фроста. А вернее самому ему, его порочной чести. Обелить её!
— Однажды, твой дедушка признался мне в … — Она скривила рожицу. — …в бесконечной любви ко мне. Я помню, чуть не потеряла память, от весомости сих слов, от слов этих, которые ждала услышать от него я не один день, наших незабываемых тогдашних встреч.
Признательный рассказ всем был по душе, об этом говорили их внимательные лица. А вот старуха продолжала речь, и чуть вдобавок стала дёргаться.
— И я ответила ему взаимностью. Он был неимоверно рад. — Её подбрасывало редкою волною в облака и уносило в ностальгическое прошлое. — Глаза всё яростно горели, а вот с лица молоденького Рональда не сходила незабвенная улыбка. — Маури сделала печальное лицо. — Мне очень не хватало её в дни нашей той самой…безалаберной разлуки. — И тут она сказала это. — Он не убивал его…Я это знала… — И вдруг в лице она сменилась, оно приобрело гримасу злости. — И знала до сих пор!
Все в комнате похлопали ресницами, а Данди вскорь спросил.
— А есть у вас на это основания? Так думать? Полагать?
— Твой дед и муху б не обидел! Он не таким был. — Старуха искривила рожицу свою. — А здесь сопартник, одноклассник…Я в это никогда не верила. Но! Вы другое… — Её указательный пальчик взметнулся вверх указывая в небеса. — Я Раину всё объяснила. Он знает всё, и тебе сынок покажет. Там есть всё. Там ты узнаешь многое…Узнаешь правду, и расскажешь городу всему о ней.
Теперь не удержавшись подал голос папа малыша.
— Прошу вас Маури, скажите нам, о чём вы говорите?
Скрывать ей было незачем, да и потом, все эти годы седая бабка этого ни от кого и не таила, просто надеялась всё рассказать только своему внучку Раину по возвращению его из беспробудной спячки. Ну а затем то поручить доделать недоделанное. А то есть, вспех изобличить десятками лет дремлющую ложь, и оголить реальную правду в городе в котором у неё была любовь. (Рональд!)
— Предсмертная записка, признание. Убитый…днями позднее…Алан Стронг, одноклассник твоего отца, Рик…прислал её мне…и просил хранить…до дня…сегодняшнего.
Старушка рассказала им о записке которую она одним весенним днём «сто лет назад» вложила в стеклянную бутылочку из под молока и закопала в собственном огороде. Маразмом Маури не страдала (и слава Богу!) и посему помять не подвела её и она указала им место копа, и Данди с Раином отправились на указанный только, что отрезок земли там за домом, где они дружно откопали вещдок и принесли обратно в дом. А здесь записку прочитал им Рик, ему передала её собственноручно скрюченная бабка. По другому, настоящая любовь его отца. В записке написанной рукой Алана Стронга, а в этом небыло сомнений, почерк выдавал его, он был корявым, местные агенты выявили б это (и выявили ж, позже!) о том, что автору этих строк угрожает опасность, и он об этом знает, видит, чувствует. А дальше он называет имена…неких…Бирма Кула, Сторга Митчала и Аридель Макквей. Те были вроде бы ему знакомыми, нет, они состояли в общем деле с ним, которое ему пришлось прикрыть, а им сиё не нравилось никак. Шли дни, шли ночи, ну а он их ждал. Ведь эта тройка не раз ему грозила мщением за срыв особо важной сделки, за то, что он свернул все планы их. А деньги этой банде нужны были ох, как позарез. Ну словом, Алан не оправдал их ожиданий, так он писал в письме к Мауре, а те зверели и зверели, и часто угрожали. Маури признавалась, в том, что Стронг испытывал огромную любовь к ней, но не рассчитывал на брак. И знал же почему…Она не чуяла в нём своего. Она так говорила, ведь намбер ван был Рональд Фрост. Нет, с Аланом она встречалась, но недолго. С чего впоследствии они друг другу стали близкими людьми.