— Ты…
— Я буду с ними. Я ознакомлю их с тем, что успел когда-то, и о чем думал и сумел понять потом. Они начнут не с нуля. Нет: не они, а мы — потому что я вернусь к этой работе, буду делать ее вместе с ними. Можешь ставить на голосование объявление профессионального бойкота и мне. Я больше не боюсь — теперь я не буду один.
— Дзин, ты поддаешься минутному порыву! — Йорг был бледным: Дзин не чета этим двоим — такого страшно терять.
— Я дам тебе в будущем возможность убедиться, насколько обдуманно я поступаю сейчас. Голосуйте!
«Он слишком много знает того, что Дан постарается использовать против нас», — стучало в висках у Йорга. — «Слишком, слишком много!» Такого удара он не ожидал.
— Нашему полку прибыло, Капитан: принимай пополнение! — весело произнес Ги, пропуская вперед троих незнакомых Дану мужчин. — Те самые генетики. Вызови Милана: пусть придет!
— Позволь: но ты говорил только о двоих?
— Прошу простить его, — сказал Дану самый старший из вошедших. — Он не знал: я лишь сегодня присоединился к ним.
Милан появился почти сразу.
— Они! — радостно узнал он тех, кто отказался голосовать за бойкот ему. — А сеньора — я не знаю.
— Дзин, коллега. Будем знакомы!
— Дзин?! Тот самый?
— Именно. Что тебя удивляет? Ты задумал дело, которым я когда-то начинал заниматься — и я решил: мне стоит тоже к этому вернуться. Ты ведь не против?
— Я?!
— Ты! Тебе же, как я слышал, эта мысль пришла в голову без моей помощи.
— С ее, — указал Милан на Дэю, стоявшую позади Дана.
— Я думал, ты сам.
— Нет же: это — она. Спросила меня: если кому-то плохо, разве не должна придти наука на помощь?
— Браво! Значит, нас — не четверо, а уже пятеро. Ты будешь заниматься этим?
— Да! Когда вырасту.
— А мы и сейчас найдем тебе дело — помогать своими вопросами: а вдруг тебе снова придет в голову отличная мысль? — Дзин, наконец, улыбнулся.
Скоро загорелся сигнал вызова на браслете Дана: Ева и Ли сообщали, что летят в Звездоград.
…Ева была радостно возбуждена — и сразу же заговорила о причине. Кажется, найден удачный способ решения главных педагогических трудностей, возникших после ограничения отбраковки — резкого увеличения нагрузки, связанного с необходимость дополнительно заниматься с наименее способными детьми.
— До чего же вы додумались?
— В том-то и дело, что не додумались — а натолкнулись: на старинный метод, применявшийся еще в ХIX веке — ланкастерское взаимное обучение. Педагог занимается с наиболее способными учениками, — те, в свою очередь, с менее способными. Мы эту систему используем частично: ведем основные занятия со всеми, а в дополнительных — ощутимую часть передаем более способным ученикам. Результаты, в общем — обнадеживающие.
Но, пока, подобная система опробована лишь на ранних стадиях обучения — до того, как дети распределены по учебным заведениям в соответствии с уровнем их способностей. Чтобы найденную систему осуществить последовательно требуется вообще исключить комплектование учебных групп по уровню способностей — придется пожертвовать тем, что более способные заканчивали обучение раньше других. Необходима полная реформа системы обучения в отношении этого.
— И ты видишь в этом радикальное средство ликвидации разногласий в среде педагогов?
— Ну, конечно! Большинство опять будет с нами, как во время борьбы против отбраковки. А что?
— Я вижу еще один аспект, не менее важный: будет сглаживаться непонимание людей с разным уровнем способностей. Мы недостаточно обращали внимание на это: слишком многое изначально коренится и в подобном группировании во время обучения.
— Нужно добиваться введения совместного обучения. Пусть для педагогов это будет продолжением прежнего движения.
— Сначала — более радикальные вопросы, но об этом мы тоже не забудем: то, что ты нам сообщила, уже вторая удача сегодня.
— А первая? — спросил Ли.
— Он вам расскажет, — кивнул Дан в сторону Ги.
Разговор перешел на предстоящий суд над Ги, и Альд стал рассказывать об опытах, производимых на «Дарвине». Дзин порой коротко комментировал его слова.
— Не только в космосе производят подобные опыты. И — не только над неполноценными.
— То-есть?
— Пользуясь почти бесконтрольным управлением всем воспроизводством человечества, они ведут подбор пар таким образом, чтобы сохранить требующееся качество потомства.
— ?
— Более или менее стабильно поддерживается появление необходимого количества людей с отставанием в развитии — которые могут быть отбракованы. Количество их превышает вероятный, с моей точки зрения, минимум, который может быть достигнут за счет подбора. Похоже, специально делается — в целях нормального функционирования общества, как они выражаются. Впрочем, это пока лишь догадка: у меня очень мало фактов — лишь то, что сохранилось от времени до появления того злополучного отчета. Потом я был отстранен от прямого участия в делах воспроизводства.
— Если мы добьемся допуска к Архиву воспроизводства, смог бы ты доказать свое предположение?
— Возможно, что да. Но будет ли в этом смысл? У них ведь найдется немало контрдоволов.
— Каких конкретно?
— Воспроизводство совсем без генетического подбора пар вряд ли даст меньшую долю детей, отстающих в развитии, — боюсь, тут они будут правы: это слишком вероятно.
— Скажи, Дзин: как ты думаешь, почему они стремились сохранить необходимое количество неполноценных за счет отбракованных, а не потомственных? Ведь потомственные обеспечивают более высокие функциональные качества?
— Безусловно.
— И все же…
— Мне трудно будет ответить на твой вопрос, академик Дан. Но, думаю, дело в том, что преимущественное применение потомственных в настоящее время еще невозможно. Ты сам не раз повторял, что Лал Старший говорил: существующее неравенство не воспринимается как социальное явление. Внешне: прежний строй, основанный на всеобщем социальном равенстве, вошедшем в плоть и кровь сознания всего человечества — сохранился. Неполноценные — лишь печальное исключение. Возникшее только благодаря отсутствию способностей, позволяющих стать полноценными членами общества: это — их беда, и только. Они рождаются, как и все, и вначале ничем не отличаются от других в смысле будущих возможностей. И за счет этого — сохраняется иллюзия существования социального равенства. Иначе — пока невозможно.
— Но ты считаешь: со временем — если существующий порядок не исчезнет — преобладающее использование потомственных может стать возможным?
— Боюсь, что да. Социальное равенство уже может перестать казаться неотъемлемо необходимым принципом существования человеческого общества. Но сейчас — еще прошло слишком мало времени для этого. Пока еще — держится иллюзия существования всеобщего социального равенства, — повторил Дзин. — Ты улыбаешься: почему?
— Ты будто повторяешь слова самого Лала.
— Я ведь много думал об этом. Мне почему-то хотелось помочь тем людям, которые не могут становиться полноценными.
— И у тебя были — эти мысли — еще до того, как ты узнал идеи Лала?
— Были. Но его идеи позволили им приобрести четкость. Если бы я не боялся оказаться в одиночестве… Не пойми меня превратно: то, чем я занимаюсь, настолько специфично, что понять его по-настоящему могут только мои коллеги. И Йорг в свое время сумел таки сломить меня, — к счастью, не до конца.
— Ты провел немало слишком нелегких лет.
Дзин кивнул: казалось, он исчерпал сегодня все силы, и даже говорить уже ему было трудно. Вероятно, ему следовало отправиться домой и заснуть, но он продолжал сидеть: уходить не хотелось — сегодня как никогда не чувствовал себя тоскливо одиноким.
— Ты вовремя пришел к нам: то, что ты сказал, поможет мне в выступлении на суде. Многое понимаешь: возможно, даже то, о чем Лал имел возможность лишь догадываться. Надеюсь, ты не откажешь мне ответить еще на некоторые вопросы?