Я не стану повторять, как все было дальше: слишком много слышали от меня и от других. Я скажу то, что знаю — знаю наверняка, — что еще не знают, кроме совсем немногих, все. Не знают и не понимают, насколько бессмысленны приводимые сейчас доводы в пользу существующего.
Выгодно или не выгодно для человечества, чтобы все женщины сами рожали своих детей? Безусловно: выгодно! Только само слово «выгодно» имеет совсем иной смысл.
В чем вы видите ее — эту выгоду? Лишь в том, насколько отдача от людей оправдывает затраты. Разве нет? Вы можете рассуждать так, лишь не понимая ничего другого.
Вы думаете о затрате времени и сил на рождение и воспитание детей, считаете их потерей, абсолютно не зная и не понимая то, что дадут взамен дети, рожденные нами и живущие с нами. Наши дети.
Ведь вы не знаете счастья иметь собственных детей: для вас счастье — лишь ваши успехи в работе. А другого вы и не знаете — потому что лишены его начисто. И оттого не знаете, что эти два счастья — разные, и одно ни в чем не заменит другое.
Как не знала я, споря с Лалом. Я боялась: полная отрезанность от Земли, отсутствие какого-либо опыта. Я колебалась.
Лал погиб. И тогда Дан сумел — с огромным трудом — убедить меня все же стать матерью.
Я стала ей там, далеко, невероятно далеко от Земли. Потому что, действительно, это было возможно только там: здесь, на Земле, первая же попытка стать матерью была немедленно пресечена самым безжалостным образом.
Я родила детей и растила их вместе с Даном. Сейчас я уже не представляю, как могла бы я жить без этого.
Многие из тех, кто видел наших детей, пожелали того же. Их пытались отпугнуть, показав оборотную сторону — горе, которое может принести это: все видели, как хоронили мы нашего Малыша. Чтобы люди подумали: нет этого счастья, зато нет и этого горя. Гнусная глупость: думать так! Тогда будьте последовательны — идите дальше: прекратите заниматься наукой, чтобы не знать неудач; перестаньте чувствовать, чтобы не знать огорчений — умрите!
… «Что сказать им еще — так, чтобы никто не мог остаться равнодушным? Какие слова? А какие слова зажгли меня?» И в памяти снова день, когда ребенок — еще не ее собственный — появился у нее на руках; Ева говорит: «Ты хочешь дать ему свою грудь».
И еще то, что она сказала, прощаясь с ними: «Я показала — это главное». Показать!!! Немедленно! Сейчас! Всем!
Она не готовилась сегодня выступать. Просто почувствовала, что хочет говорить — сейчас, сию минуту. А надо было подготовиться: если бы мысль — показать — пришла ей в голову своевременно, она собрала бы всех матерей — уже ставших и будущих — здесь. Но: разве сейчас поздно?!
Не прерывая выступления, она написала записку, вызвала Лейли. Увидела, как Лейли и сидящая рядом с ней Рита начали беззвучно шептать, не снимая пальцы с радиобраслетов: в эфир ушел клич всеобщего сбора материнского воинства.
Подобного никогда никто из ныне живущих на Земле не видел: через все двери, открытые настежь, в Зал Конгрессов непрерывно входили женщины. Они шли и шли, гордо демонстрируя животы, в которых зрела жизнь. Рядом со многими шли мужчины, отцы будущих детей, держа своих жен за руку.
Десять малышей — всего десять пока — на руках у матери или отца. Марк — самый старший, самый большой — у Лейли: сидит, обняв ее ручонкой за шею. И Милан шел — рядом с Ритой, осторожно, но крепко держа сына. Непримиримость его взгляда, с которым на мгновение встретился Йорг, была страшней только что принятого сообщения, что он усиленно что-то разыскивает в архиве Института генетики.
Страшное шествие — способное раздавить, смести все, что защищал Йорг, с ужасом смотревший, как засветились улыбками подавляющее большинство лиц.
Дети, совсем маленькие — такие, каких мало кто видел. Трогательно крошечные, будящие чувства, которые продолжали таиться в глубине души, так и не умершие, не исчезнувшие навсегда.
Они заполнили сцену Зала.
Кажется, все рухнуло. Сейчас произойдет разгром! Если не случится чудо. Какое?
На какое чудо можно было еще надеяться? Но: чудеса ведь бывают. Несомненно!
Во всяком случае, именно чудом показался Йоргу, оглушенному и раздавленному, неожиданно зазвучавший голос Арга. Когда он попросил слово, когда появился на возвышении — Йорг не видел, не мог вспомнить. Но то, что Арг, взгляды которого были слишком хорошо ему известны, который стоял где-то в середине между ним и Даном, еще мог помочь сохранить многое, Йорг как-то судорожно осознал сразу же. Прежний, уверенно непроницаемый, вид вернулся к нему: растерянность его не успел никто заметить.
«Вот — чудо!», — думал он, глядя на Арга.
— Пора перейти от слов к делу, — как почти всегда, начал Арг свою речь. Во всем Зале он казался самым спокойным, уверенным в том, что знает, что делать. Странно: он стоит впереди сидящих на сцене беременных женщин и горстки матерей с детьми, как бы говоря от их имени — но вся надежда Йорга сейчас на него.
— Пора перейти от слов к делу, — повторил Арг. И спокойно, размеренно стал излагать программу действий.
— Дети — это прекрасно! Они должны жить среди нас. Стоит познакомиться с ними, чтобы не требовалось больше доказательств этого.
Итак: люди вольны определять для себя, давать ли самим жизнь ребенку и растить его. Это должно стать нормой, но — нельзя требовать от всех.
«Так!», — отметил Йорг.
— Многое из того, что было открыто Лалом — что сообщил нам мой учитель Дан — должно быть воплощено в жизнь. Вопрос — не в принципиальной необходимости этого, а в способах и сроках его осуществления.
«Так, так!», — снова отметил Йорг.
— Вопрос лишь в том: как и когда? Нам необходимо все это как следует обдумать, прежде чем мы приступим. Практическая сторона дела в настоящий момент волнует меня больше всего. Не принципиальная: хотя я не считаю, что понял уже все до конца, но сомневаюсь, что мой учитель Дан мог ошибиться. Особенно — перед лицом столь убедительных аргументов! — Арг протянул руки и поманил к себе Марка: тот охотно пошел к нему. И дальше Арг говорил, держа его на руках.
— Так вот: дети — это очевидная необходимость; а раз мы сами будем растить их, то ясно — никакая отбраковка не будет возможна. Она исчезнет. Может быть, даже с завтрашнего дня — сразу, как только мы решим это.
«Да», — с горечью подумал Йорг.
— Более сложен вопрос с теми, кто уже является «неполноценными». Эта сторона проблемы, даже по признанию моего учителя Дана, является самой болезненной. Пути ее решения далеко еще не ясны.
«Вот оно — твое «но»! Наконец-то!»
Арг направился по уже проложенному руслу, которое и считал наиболее приемлемым Йорг. Еще раз кратко перечислил наиболее крупные из современных задач и перешел к главной из них: подготовке заселения Земли-2.
— Мы не можем законсервировать начатую работу, на которую потребуется еще десять лет, — это обойдется нам неимоверно дорого. С другой стороны — мы не можем приступить к немедленному созданию СНН, не прекратив начатую подготовку: и то и другое одновременно нам не под силу.
Я вижу практический выход в другом: пути постепенного перехода к необходимым преобразованиям. Не откладывая, должна быть ликвидирована отбраковка и утверждена свобода рождения детей, а с созданием СНН я предлагаю подождать до отлета поселенцев на Землю-2.
Но, в таком случае, мы не сможем обеспечить здоровье и долголетие множества людей, не продолжая использовать хирургический ремонт. Временно мы должны его сохранить. Я понимаю: он бесчеловечен. Но он пока необходим: мы должны пойти на это. Пусть то будет последней жертвой прогрессу.
«Кровавая жертва!», — подумал Дан, все более настороженно вслушиваясь в слова Арга.
— Донорство мозга может быть ликвидировано хоть сейчас.
«Ладно!», — сказал про себя Йорг: предыдущие предложения Арга были куда важнее.
— Группа подопытных должна быть ликвидирована немедленно, — голос Арга звучал твердо. — Абсолютно недопустимо использовать людей как подопытных животных!
«Ну, это мы посмотрим: если упор будет делаться на практическую необходимость, то не раз удастся добиться возможности проведения опытов на этих олигофренах».