Он тоже подавал рапорт, одновременно с Ли, но его спросили: а кто останется здесь в Малом космосе? А спасатель — как врач: не всегда волен выбирать. Долг прежде всего: недаром и те и другие носят погоны.
Дан видел с какой грустью смотрит он на астронавтов.
— Не гляди на него с такой завистью, — кивнул Дан в сторону Ли. — Готовь себе замену: я буду рекомендовать тебя для следующего полета на специальном гиперэкспрессе «Контакт».
— Когда?
— Думаю, лет через десять. Но это будет больше, нежели полет туда.
— Больше — чем полет к Земле-2, Капитан?
— Больше, Ги. Корабль оттуда отправится в Дальний космос для передачи наших сигналов Тем: мы надеемся на установление настоящего Контакта с ними.
Подробности рассказал Ли. Они полетят втроем: он, Ги и Лейли.
— Лейли? — брови Ги поползли вверх.
— Так надо, — ответил Ли и объяснил, почему — Лейли.
Ги кивнул: действительно, было надо.
— Понимаешь: мы вернемся примерно на сорок пять лет моложе своих сверстников.
— Ну, и что?
— Поэтому тебе лучше пока не жениться.
— Так я ж и не собирался. Как ты. Не так ли?
— Ну…
Они все, конечно, много раз видели новый гиперэкспресс на экранах, но при подлете к нему, освещенному бесчисленными огнями, были поражены видом корабля — огромного, как город.
Здесь было все невероятных размеров. И не удивительно: на этот раз предстояло полное освоение планеты. Гигантские запасы энергетических батарей и «горючего», парк всевозможных сверхсовершенных машин-роботов, суперкомпьютеры. Архив с записями абсолютно всего — не только необходимого для работы: то же по искусству и истории — которую, как теперь знали, недопустимо не помнить. Семена бесчисленного количества видов растений, и множество блоков с самками животных, отобранных в строгом соответствии с возможностью создания первоначального биологического равновесия. И запасы, неисчислимые, пищи и фуража. «Ковчег» было имя корабля.
Бесконечные коридоры, куда выходят двери кают, которые, кажется, невозможно не перепутать. Но каждое место — досконально известно, изучено на иммитаторах во время многолетней подготовки — еще до того, как корабль был окончательно построен: все уверенно двинулись к своим каютам.
…Последний «день». Или «ночь». Все равно — здесь это чисто условное понятие: Солнце видно, как слабое тусклое пятнышко, чуть больше и ярче обычных звезд. Просто остались считанные часы до момента, когда провожающим и огромной дежурной команде предстоит покинуть «Ковчег», уйти на крейсерах к Земле.
Последние часы. Когда еще можно что-то говорить друг другу, жадно смотреть, чувствовать прикосновение к бесконечно дорогим тебе людям, — с которыми, возможно, расстаешься уже навсегда.
Марк переходит от Деда к Бабуле, от нее к Дэе, которую никогда не называл тетей; поочередно сидит у них на коленях, крепко обняв за шею.
Ева смотрит на Ли, он на нее; порой она видит, как он, будто подчиняясь неодолимой силе, поворачивает голову в сторону Дэи, глядит на нее не отрываясь. И Еве горько за него.
…Последние минуты: последние объятия, поцелуи, прощальные улыбки и слова. Вот — толстая стеклянная перегородка отделила их друг от друга.
Один за другим стартуют крейсеры к Земле. Последний взгляд на сияющий огнями «Ковчег», который через сорок восемь часов, как Экспресс когда-то, уйдет в Большой космос.
Молчание. Кажется, можно задохнуться — так тяжело. И нет даже слез. И тогда Дан посылает робота за скрипкой, берет ее в руки. Плачет скрипка в чутких его пальцах, и слезы появляются у всех на глазах. Плачут женщины, плачет сам Дан. Только великан Ги крепится изо всех сил, смахивая ладонью редкие слезинки, которые порой все-таки скатываются у него.
— Он был первым человеком, родившимся на той планете. Она была его родной: он — постоянно тосковал здесь по ней, — вдруг заговорил Дан. — Он удивительно рано стал взрослым. Послушай, Мама; послушайте все!
Он рассказал то, что Эя до сих пор так и не знала: что Сын спас его, когда Мама, обеспокоенная его самовольной отлучкой, сгоряча дала ему пощечину — а он, чтобы не волновать ее, вместо того, чтобы сказать правду, стал просить у нее прощение.
А Ги стал рассказывать о Ли, о его невероятном бесстрашии и трудолюбии; о его доброте, за которую все так его любили.
— Конечно: его же невозможно было не любить, — сказала Дэя.
«Только не такая любовь нужна ему была от тебя!» — с горечью подумала Ева. Но ничего не сказала: Ли считал, что теперь уже нельзя ей ничего говорить. Он был прав.
73
Гиперэкспресс «Контакт» не ушел к Земле-2 через десять лет. События складывались так, что для этого были серьезные причины.
Первая: вначале какие-то проблески в расшифровке послания Тех — и вскоре все опять зашло в тупик. Вторая: темп перестройки общества, несмотря на успехи в создании СНН, продолжал оставаться ниже предполагавшегося.
Не лучше было состояние и работы по Исправлению. Группа Дзина, образовавшая когда-то Институт исправления, вовлекала в орбиту своей деятельности все больше народу: медиков, физиологов, биофизиков. И генетиков: объявленный ими бойкот был давно забыт — Совет воспроизводства утратил свое былое значение и влияние. И не удивительно: он стал практически не нужен, так как больше не руководил воспроизводством — дети теперь рождались в семьях. Поголовно. У всех уже детей были родители, настоящие. И даже приемные у тех, которых еще успели произвести на свет «неполноценные» роженицы.
Дети рождались без подбора: количество малоспособных детей увеличилось — но никто уже не собирался их отбраковывать, превращать в «неполноценных». Даже мысль об этом казалась дикой. С ними возились, не считаясь с усилиями: все — родители, педагоги. И более способные дети: помощь более слабому снова считалась естественным долгом каждого. Но — не всегда результаты могли восприниматься как удовлетворительные.
На медикаментозное исправление — с риском для жизни — было наложено вето: Институт исправления сам поставил его на голосование. Велись поиски других способов. С отдельными успехами — не коренного характера, частичными — но они давали надежду на радикальный в будущем. Тем более что столько народа принимало участие в этой работе. Группа Дзина — он сам, Альд, Олег, Милан, Дэя — попрежнему составляла ядро работавших над Исправлением.
Из них Милан был самым одержимым. Слишком часто Рита, проснувшись ночью, по его дыханию догадывалась: он снова не спит — думает.
— Опять? Ты же совсем замучаешь себя!
— Ничего. Я — так. А ты спи: у тебя завтра тяжелая репетиция.
Да: завтра опять тяжелая репетиция. Вообще, очень трудно без Лейли, а у Поля попрежнему столько великолепных замыслов. Когда-то она до конца не представляла, чего стоит положение актрисы, считающейся чуть ли не самой лучшей. Да — она безумно уставала. Из-за этого она с Миланом все время откладывали рождение еще одного ребенка.
Обняв Милана и прожавшись к нему, Рита засыпала, а он, не двигаясь, чтобы не разбудить ее, не смыкал глаз до самого рассвета.
Никто, кроме него самого — даже Рита — не знал одной из главной, хоть и не единственной, причины его одержимости: Йорг неотступно стоял у него перед глазами. Главный противник, страшный враг, которому он дал обещание молчать о его подлинных взглядах. А у него был долг перед другим — тем, что стало кровно близким, из-за чего он порвал с Йоргом. Его молчание было чуть ли не в предательством, и единственное искупление для себя — победа над Йоргом в другом: в науке.
Отдельные удачные мысли. Несколько мелких успехов, — все полны надежд. А его непрерывно гложет мысль об открытии, сделанном и скрытом Йоргом — наверняка грандиозном: Йорг, все же, был великим ученым. Уверенность в своей догадке не проходила.
Десять лет работы казались бесплодными. Может быть, именно казались — потому что было достаточно случайного толчка, все разом сдвинулось с мертвой точки.