– Думаю, что смогла бы, если бы постаралась, но не хочу этого делать, – с раздражением ответила Гвендолин, и матушка побоялась сказать что-нибудь еще.
Согласно давнему обычаю на подобных праздниках леди и джентльмены обедали отдельно, чтобы во время трапезы и те и другие имели возможность расслабиться и отдохнуть. Надо сказать, что джентльмены располагали богатым набором историй об эпикурействе дам: оставшись одни, те якобы проявляли мужскую приверженность к оленине и даже просили принести жир – доказательство того, до чего могли бы опуститься женщины, если бы их не сдерживали строгие светские правила. Лорд Брэкеншо, известный как тонкий гастроном, из года в год приводил мнение Байрона о том, что никогда нельзя смотреть, как женщина ест, причем предварял высказывание доверительным вступлением: «Должен признаться, что…» – как будто впервые выражал согласие с чувствами благородного поэта.
В дамской столовой стало ясно, что среди представительниц прекрасной половины местного общества Гвендолин отнюдь не пользуется любовью: между ней и другими девушками не возникло даже намека на приятельские отношения, так что во время беседы те лишь равнодушно выслушивали ее мнение, но не вступали в диалог. Возможно, дело в том, что молодые леди мало интересовали Гвендолин: оставшись среди них, она испытывала ощущение пустоты. Миссис Валкони однажды заметила, что мисс Харлет слишком любит джентльменов, однако нам отлично известно, что она любила вовсе не их самих, а тот пиетет, который они проявляли. Ну а женщины особого почтения не выражали. Исключение составляла лишь мисс Эрроупойнт: часто, хотя и ненавязчиво, Кэтрин оказывалась рядом и беседовала со спокойным дружелюбием.
«Как и я, она понимает, что наши близкие готовы поссориться из-за предполагаемого мужа, и пытается не допустить конфликта», – решила Гвендолин.
– Мисс Эрроупойнт обладает лучшими манерами, какие мне доводилось видеть, – заметила миссис Дэвилоу, когда они с Гвендолин оказались наедине в туалетной комнате.
– Хотелось бы на нее походить, – ответила Гвендолин.
– Почему? Разве ты недовольна собой, Гвен?
– Ничего подобного. Но я недовольна тем, что вижу вокруг. А ее, кажется, все устраивает.
– Уверена, что сегодня ты должна испытывать удовлетворение. Стрельба из лука доставила тебе радость – я видела.
– Но состязание уже закончилось, а что будет дальше, неизвестно, – возразила Гвендолин и с тихим вздохом потянулась, обнажив красивые руки. Обычай предписывал танцевать в том же платье, в котором леди стреляла, но без жакета. Простота белого кашемира со светло-зеленой каймой как нельзя лучше подчеркивала прелесть фигуры. Единственными украшениями стали тонкая золотая цепочка на шее и золотая звезда на груди. Собранные в пышную корону блестящие золотистые волосы подчеркивали чистоту лба. Сэр Джошуа Рейнольдс[14] с радостью написал бы портрет мисс Харлет, тем более что его задача оказалась бы проще задачи историка – по крайней мере в том отношении, что ему не пришлось бы изображать сложную игру лица: вполне хватило бы одного-единственного прекрасного момента.
– Скоро начнутся танцы, – заметила миссис Дэвилоу. – И ты наверняка получишь удовольствие.
– Я собираюсь танцевать только кадриль, и уже сказала об этом мистеру Клинтоку. Не желаю ни с кем вальсировать или прыгать в польке.
– С какой стати ты вдруг приняла такое решение?
– Терпеть не могу, когда безобразные люди оказываются так близко.
– И кто же кажется тебе безобразным?
– О, многие.
– Мистер Клинток, например, совсем не безобразен.
– Ненавижу прикосновение шерстяной ткани.
– Ты только представь! – обратилась миссис Дэвилоу к сестре, которая только что вошла в комнату вместе с Аннной. – Гвендолин заявила, что не хочет танцевать ни вальс, ни польку.
– По-моему, она чересчур капризничает, – осуждающе заметила миссис Гаскойн. – Было бы более прилично вести себя так, как ведут в подобном случае другие молодые леди, тем более что Гвендолин обучали танцам лучшие учителя.
– Но почему я должна танцевать, если не хочу, тетушка? Катехизис не заставляет.
– Дорогая! – воскликнула миссис Гаскойн тоном строгого порицания.
Анна испуганно взглянула на дерзкую кузину, но дальнейшего обсуждения не последовало.
За время, прошедшее после победного ликования на стрельбище, настроение Гвендолин изменилось, и все же в бальном зале, при свете канделябров, она выглядела ничуть не хуже, чем прежде. Мягкое очарование обстановки и приятные ароматы цветов действовали успокаивающе, особенно в сочетании с сознанием собственного невероятного успеха. Каждый танцующий джентльмен стремился заручиться ее согласием, а те, кто получал отказ от вальса и польки, не скрывали разочарования.