— Спасибо тебе, княже, от всех горожан. Давно ждем вас.
Даниил успешно закончил свой первый поход.
Мирослав и тысяцкий Демьян прислали гонца с вестью о том, что заняты не только Верещин, но и Столпье, и Комов.
Вся волынская отчина была свободной. Теперь можно и передохнуть.
Глава пятая
Черные тучи нависли над лесом; хмурые дубы колыхнулись и зашумели ветвями. Ветер гнал по дороге пожелтевшие листья. Наступил осенний вечер.
Сотский Микула, не оглядываясь, гнал коня, изредка посматривая на небо — не пошел бы дождь! Дружинники не отставали от него. Микула молчал. Надо было во что бы то ни стало добраться сегодня до Владимира, хотя ночь и застала их в лесу.
— Не отставайте, спешить надобно.
И снова пришпорил коня. Долог лесной путь, скачешь-скачешь, а ему, кажется, ни конца, ни края нет.
Повеселели дружинники, когда подъехали к Гридшиным воротам. Крепкие стены построили владимирцы — два ряда толстых дубовых свай вбили в землю, а между ними земли насыпали. Высокие и широкие стены устланы деревянным помостом — на возке можно проехать. А сверху на стене заборола возведены, за которыми защитники города от вражеских стрел могут укрыться.
Передний дружинник подскочил к воротам и начал стучать рукоятью меча. От этого стука далеко расходилось эхо. За воротами было тихо. Наконец кто-то подошел и спросил:
— Кто там?
Дружинник ответил:
— Скорее открывай! Сотский Микула к князю Даниле из Галича едет.
Заскрипели запоры, сквозь щели пробился свет. Дозорный открыл маленькое окошко, выглянул.
— Что пялишь буркала? Разве ты сова — ночью видеть? — крикнул дружинник.
Ответа не последовало. К окошку подъехал Микула и наклонился. Дозорный осторожно поднял большую свечу, прикрывая ее рукой, чтоб не погасла.
— Вот теперь вижу, что сотский Микула.
Дозорный, позвав кого-то на помощь, стал возиться с запорами. Послышался стук — выбивали нижний кол, державший половину ворот, потом начали выбивать продольные задвижки. За воротами переговаривались.
— Да что вы там, навеки заперлись? — рассердился Микула. — Вот еще медведи, возятся, как старый дед возле бабы!
За воротами дружнее застучали деревянным молотком. Наконец открылась половина ворот.
— Вишь, неповоротливые какие! — не унимался веселый дружинник. — А еще в детинце ждать будем. Видно, и там спят, лешие замурованные.
Всадники помчались по улицам города к детинцу. Но, к их удивлению, здесь задержки не было. Дозорные, открывая ворота, послали к детинцу отрока сказать, чтоб ожидали людей, едущих к князю Даниилу. Пока Микула доскакал к другим воротам, дозорные уже стучали большим деревянным молотом.
В тереме еще светились окна. Сотский Микула сказал слуге, чтоб немедля оповестил князя. Не успел Микула отряхнуться от пыли, как слуга выскочил во двор — князь Даниил зовет.
Микула поднялся по ступенькам. Дверь из сеней в светлицу была открыта. Даниил и Василько сидели у стола и беседовали с Анной.
Даниил подозвал Микулу ближе:
— Ну, сотский, рассказывай, что в Галиче. Не зря ездил?
Но сразу умолк, увидев обеспокоенное лицо Микулы.
— Что стряслось?
— Плохие вести из Галича. Король угорский послал войска на Галич, и Лешко на подмогу ему своих воевод погнал. Княгиня Хорасана выехала к князю Мстиславу.
— Он еще не вернулся из Киева? Долго гостит.
— Дружина в Галиче малая. Еще и княгиня с собой большую охрану взяла. Надобно Галич защищать.
Даниил сидел задумавшись.
«Выходит, Лешко снова помирился с королем венгерским и помог ему двинуться на Галич».
— Кто есть в Галиче из Мстиславовых воевод? — спросил он Микулу.
— Новгородцев нет, остались одни галичане. Глеб Зеремеевич там старейший, Филипп, Глеб Васильевич…
— Глеб и Филипп… Иди, Микула, отдохни. Скажи, чтоб позвали Дмитрия и Демьяна.
— Поедем, Василько, в Галич, — сказал Даниил брату, когда Микула вышел из светлицы.
Анна подбежала к Даниилу.
— Снова ехать? — На глазах у нее показались слезы.
— Поеду, Анна, — склонившись к ней, ласково промолвил Даниил. — Не горюй, моя милая. Ты же знаешь, какое у нас житье. Когда будет тихо — не ведаем.
Дмитрий и Демьян появились быстро, будто ждали, что Даниил позовет их. А они и впрямь не спали. Дмитрий пришел к Демьяну и рассказывал ему про свои думы, про Галич. Хотелось навсегда осесть на Днестре.
— Вырос я там, Демьян, и, знаешь, куда ни поеду, а все про Галич думаю. Буду челом бить, чтоб Данило отпустил к Мстиславу.