— Аленка! — радостно восклицает белявый мальчик и бросается к ней. — А мы маме воду даем, намочим тряпку и ко лбу прикладываем.
Аленка обнимает братика и спешит к матери.
— Как ты, мамо? — наклоняется к матери и смотрит в ее измученное лицо.
— Что тебе сказали, дочка? — спрашивает, тяжело дыша, мать.
Услыхав ответ Аленки, она улыбается.
— Вот мне и легче стало. — Она силится поднять голову, тянется к Аленке.
— Не надо, не надо, мамо, не шевелитесь! — Аленка целует мать в потрескавшиеся губы. — Меня отпустили, и теперь я буду дома.
Она окинула взглядом сырые черные стены, поломанный, прислоненный к углу стол, покосившуюся скамью. Разве такое видела она в княжеских светлицах? Если бы мать лежала в сухом месте, она давно уже поднялась бы.
— Ничего, мамо, все хорошо, я буду полотно ткать. — Она подошла к верстаку, провела по нему пальцами — Буду ткать, пусть одеваются, чтоб их леший взял.
Села, взяла в руки челнок, и он пошел сновать.
Мать застонала. Аленка кинулась к ней.
— Что, мамо?
— В груди печет, и голова горит.
Что же дать матери? Каких лекарств? Аленка намочила беленькую тряпочку в холодной воде и положила ей на лоб.
— Теперь мне лучше, — прошептала мать. — Так легче… Еще холодного…
Аленка дала матери попить. Мальчик и девочка притихли на скамье. Они рады были, что Аленка дома. Теперь можно побегать и поиграть; только вот есть хочется, а дома нет ничего — еще вчера вечером съели они краюху хлеба, оставленную Аленкой.
Мальчик набрался смелости, подошел к Аленке и, чтоб мать не услышала, Сказал шепотом:
— Есть хотим… Сегодня ничего не ели.
Аленка осмотрелась вокруг, словно могла увидеть что-нибудь в пустом доме. Мать догадалась, о чем они шептались, и через силу, часто останавливаясь, сказала Аленке:
— Сходи к Роксане… попроси хлеба… Потом отдадим!..
«Отдадим!» Откуда же взять для отдачи? Но все-таки придется идти к Роксане, хотя та отрывает от своего рта. Аленка посмотрела на братика и сестричку, на их бледные, маленькие личики. На девочке хоть юбчонка целенькая, а на мальчике штопаные-перештопаные гащи да изорванная рубашка. А ведь Аленка ткет полотно. Но разве для себя? Для княжьего двора. Когда успеет выткать что-нибудь и для себя, то надо на торг нести, продавать — есть ведь надо каждый день.
— Я пойду, мама, к Роксане, она даст, — после долгого молчания тихо проговорила Аленка. — Она не откажет… А вы посидите возле мамы, — велит она малышам. Девочка покорно садится у ног матери, а мальчик с завистью поглядывает на окно: видно — его ровесники побежали в лес. Как там хорошо! Можно корни какие нибудь найти и ягоды, не замеченные людьми и зверями…
— Беги погуляй, — разрешает Аленка, и мальчик срывается со скамьи, стремглав выскакивает во двор.
…В который раз уже шла Аленка к Роксане! А что поделаешь, если в оселище никого роднее Роксаны и Иванки нет, если у них Аленка чувствует себя как дома…
Аленка не узнала Роксану. Сколько горячей радости излучают ее глаза, сколько радости в каждом ее движении! Будто и хатка ее стала веселее: снаружи Роксана помазала стены белой глиной, открыла дверь и подперла ее доской — пусть входит свежий воздух, — а сама подмазывает печь; бросив щетку, она схватила веник и смахнула паутинку в углу. Аленка незаметно стала на пороге, прислонилась к двери, залюбовалась Роксаной. Будто моложе стала Роксана — она была похожа на девушку, которой еще не завязывали косы перед венцом.
— Роксана! — позвала Аленка.
— Аленка! — откликнулась Роксана и, бросив все, подбежала к ней, схватила ее за руки, посмотрела ей в глаза. — Как? Ну? Говори.
— Отпустила княгиня.
— Рада я за тебя! — крепко обняла Роксана Аленку. — И у меня радость: гонец ко мне забегал, после княгини сюда зашел, Иванко весточку передал — скоро домой придет.
Увлеченная своей радостью, Роксана и не заметила сразу, как болезненно отозвалось на Аленке известие о возвращении воинов из похода: Роксана забыла, что Аленке уже не дождаться своего милого — погиб он в Угровске. Вспомнив об этом, Роксана по-матерински приголубила Аленку.