Твердохлеб стоял в первом ряду и не заметил, как в пяти шагах от него татарин сбил с ног копейника, врезавшись во второй ряд пешцев. Острой саблей он со всего размаха ударил Лелюка по голове. Тот покачнулся. Тогда татарин замахнулся вторично, но в это время Петр ловко метнул копье прямо в грудь татарину, и тот слетел с коня. Петр бросился к Лелюку. Он лежал с закрытыми глазами.
— Дядя Твердохлеб! — закричал Петр. — Лелюк убит!
В это время перед пешцами промчался на коне Семен Олуевич и приказал отходить за реку.
— Бери! На руки его бери! С собой понесем! — крикнул Твердохлеб Петру, и они подняли отяжелевшее тело Лелюка.
Так с ним и побежали к реке. Тут их увидел Теодосий, который выскочил к пешцам, и положил Лелюка в седло.
— Через речку! Через речку! — кричал он Твердохлебу и Петру.
— Где же бояре? — возмущенно выкрикивал Твердохлеб. — Люди же стоят, бьются! Этим ли татарам сбить нас? Почто не подумали?
— Поздно уже! — ответил Теодосий. — Раньше надобно было думать.
…Русские отступала к реке, за ними рвались передние отряды татар. Уже за рекой Мстислав собрал часть своей дружины и, оставив отряд отбивать татар на берегу, сам двинулся дальше в надежде собрать войско других князей.
Даниил еще в первые минуты битвы был ранен саблей в грудь, но не замечал раны. Силы покинули его уже за рекой. В голове шумело, трудно было держаться на коне. Он не понимал, почему так отяжелела голова, почему непослушны руки. К нему подскочил Семен Олуевич.
Волынская и галицкая дружины соединились за Калкой, в степи. Татарские отряды отстали от них, боясь, что русские обманут их и окружат. В степи нужно было принимать открытый бой с храбрыми русскими, а татары брали коварством и внезапностью.
Таяли разрозненные силы русских. Каждый князь отдельно вступал в битву, отрезанный от остальных. А татарам только этого и нужно было. Храбро бились русские воины, но их губила княжеская междоусобица. Смертью платили воины за княжеские раздоры.
Киевский князь Мстислав Романович, узнав утром о наступлении, задержал свое войско, не велел помогать Мстиславу и Даниилу. Только тогда опомнился он, когда увидел половецких воинов, в беспорядке бежавших мимо его табора, преследуемых татарами. К нему вернулись разведчики, посланные за речку.
— Княже, вся сила татарская идет сюда.
Мстислав Романович велел всем собраться к пригорку, поставить вокруг табора возы. Сюда уже прибежала и часть галицких и волынских пешцев.
Субудай выехал на возвышенность и посмотрел вниз — по обе стороны Калки в разных местах еще вспыхивали стычки. Это русские воины, оставшиеся в живых, до последнего дыхания бились с врагом. Хотя и неравны были силы — по двадцать татар на одного русского, — все же ни один из русских не отдал добровольно своего меча и не склонил голову перед врагом.
Джебе-нойон уже побывал за рекой и прискакал к Субудаю.
— Наши тысячи вернулись из степи. Князья Мстислав Удалой и Даниил не сдались, а вместе с половцами вступили в бой и прогнали наших. Будем ли их преследовать?
Субудай прищурил глаз и едко поддел ненавистного Джебе:
— Вертишься, как мальчишка. Не послушал меня, выскочил раньше, чем нужно! Подождать нужно было, и все князья были бы в наших руках. Теперь надо хотя бы киевского князя не выпустить. Не лезь вперед, меня слушай!
Разозленный Джебе огрел своего коня плетью и помчался прочь.
Бледный Мстислав Романович ходил по табору, призывал воинов:
— Стойте крепко! Татары силы боятся.
А татары уже окружили табор киевлян на каменистой горе, засыпали их стрелами, прыгали на возы, но русские сбивали их оттуда. Три дня осаждала визгливая орда русский табор, а табор все стоял.
— Если сдадитесь, вас отпустят, пойдете к себе домой, — выкрикивали посланные Субудаем нукеры.
Но русские воины не хотели и слышать об этом. Они еще упорнее оборонялись от татар и наносили им большие потери. Свежие тысячи татар снова и снова бросались на табор.
Русских воинов было значительно меньше: их много уже полегло в неравном сражении, но оставшиеся в живых продолжали биться. Субудай уже потерял надежду на победу. Он боялся, что возвратятся другие русские дружины и тогда татарам придется и в самом деле бежать, ибо эти русы бьются словно железные; он уже сказал Джебе, чтобы к утру приготовиться к отпору, а если нужно будет — и к исчезновению в степи. Но русские князья не возвратились, а пугливый Мстислав Киевский, поверив слову Субудая, решил прекратить сопротивление, велел отступить и бросить оружие.