Владислав от страха присел.
— Повезем их с собой в Холм? — спросил Андрей.
— Врагов земли нашей и предателей казнить немедленно!
Даниил махнул рукой. Дружинники потащили Владислава и Фильния в лес.
— Иди! Иди, собака! — ударил Теодосий Владислава. — Не дергайся! Забыл Людомира? А Иванку?
Сбежавшиеся пешцы радовались, видя Владислава в руках Теодосия и Мефодия.
— Поймали врага! — кричали галичане.
…Утих шум битвы. Солнце бросало последние приветливые лучи на воинов, на притихшие зеленые леса. Наступал вечер, и от дубов простирались на луг длинные тени. По траве скакали напуганные шумом боя кони без всадников.
К Даниилу подлетел запыхавшийся гонец.
— Княже! Идут литовские полки и полки князя Конрада Мазовецкого!
Даниил посмотрел на дорогу — пыль тучей поднималась из-под копыт многотысячной конницы.
— Опоздали! Сами уже управились. Но за крепкое слово и за то, что клятву не нарушили и пришли, спасибо скажем.
Ярославской битвой завершилась тридцатилетняя борьба против бояр-крамольников и венгерских королей. Весть о победе русского войска под Ярославом ошеломила и венгерского короля, и немецких крестоносцев. Это было новое доказательство силы и могущества русских.
Русское войско возвращалось после победы домой. Теперь и отдохнуть можно. Мефодий подошел к Андрею-дворскому.
— Отпусти в родное оселище, там у меня отец старый, уж восемь десятков лет ему. Еще перед походом сказывали мне, что болен он вельми, и не был я у него давно.
На радостях Андрей не возражал:
— Хорошо бился ты. За то, что воин храбрый, дозволяю.
Тут и Теодосий подошел.
— И меня пусти с ним.
Андрей удивился:
— А ты чего?
— Пусти его. Он мне что брат родной, — попросил Мефодий за товарища.
Теодосий добавил:
— Одному ехать скучно, а вдвоем веселее. Войско и без нас дорогу в Холм найдет.
Андрей вынужден был и Теодосия уважить:
— Хорошо. Только не засиживайтесь там.
Долог путь из Ярослава в Угровск. Бежит он лесами, вьется вдоль рек-потоков, выходит на простор полей, где смерды трудятся. Когда-то на месте этих полей были леса, но трудолюбивые смерды вырубали деревья, выкорчевывали пни, вырывали цепкие корни — расширяли поля. Теперь даже трудно поверить, что здесь когда-то шумел лес. А там, где поле, и оселище поблизости ищи. Но не всегда оселище расположено у дороги, нередко оно прячется где-нибудь в широкой балке, в лесу. Сверни с дороги — и узенькая тропинка приведет тебя к смердовым хатам.
Славный месяц август! Видит смерд плоды трудов своих. Не случайно предки этому месяцу дали наименование «сер-пень». Пошло это от серпа, потому что в это время много работы серпу — без серпа в поле не выйдешь. Кузнецам в страдную пору тоже много хлопот: просят их, чтобы серпы ковали острые да удобные. Так уж повелось, что жатва женское дело, и серп женщинам так же необходим, как пряслице. После жатвы празднуют обжинки — благодарят землю за щедрый урожай. И не только благодарят, но и просят землю, чтоб и в будущем году была милостивой к смердам.
Всем оселищем встречали смерды свои праздники, славили солнце, дающее тепло и свет. Хорсом солнце называли. А еще поклонялись Велесу, чтоб милостивым был к скоту, чтоб плодились и овцы, и коровы, и кони. Молили Стрибога, посылающего ветер, чтоб тучи по небу гонял, — для земли дождь нужен. И трава на лугах, и злаки в поле жаждут дождевой воды…
Праздники проводились в поле и в лесу.
Более двухсот лет прошло после Крещения, но не могли отвыкнуть смерды от старых обычаев. В церковь ходили, попов слушали, а старины придерживались. Смешались новые, церковные обряды со старыми обычаями и мирно уживались рядом.
…Солнце за полдень перевалило, но все еще припекает. Не спеша ступают кони, мотают головами, отгоняя мух. Теодосий, разморенный зноем, дремлет в седле; следом за ним едет Мефодий. Оба наговорились уже вдоволь.
— Мефодий! — оглядывается Теодосий. — Ты только посмотри, сколько снопов! Может, обжинки в оселище справляют?
Мефодий, стегнув коня плетью, сказал:
— Да это ведь мое оселище. Приехали!
— Что же ты не сказал, что уже близко? — спросил Теодосий и поскакал вперед.
— Чтоб ты удивился, — засмеялся Мефодий, догоняя своего спутника.
Они свернули на тропку, заросшую травой, проскакали без малого полтора поприща, и перед ними вынырнуло оселище, раскинувшееся в ложбине. Разбросанные на большом расстоянии друг от друга, хатки прилепились у самого леса… А что это там, на опушке?