— Хан Батыга хочет, чтоб я Галич отдал, — в гневе сказал Даниил. — Отцовскую землю. А это значит — и всю Волынь! Что скажете вы мне, что посоветуете?
Тут открылась дверь, и в гридницу вошел Мирослав. В такую минуту и болезнь не могла его удержать.
Первым заговорил Кирилл:
— Княже! Гнев твой справедлив. Сердце болит за землю нашу. Подумай ты, и мы помыслим, что будем делать.
Поднялся Лев, выбежал на середину гридницы.
— Не отдавай, отец, Галича! Пойдем на них походом! — Он дрожал. — Походом против них! А этих, что приехали, вели изрубить! — И Лев схватился за меч.
Даниил подошел к нему, взял за руку.
— Ты, сынок, зол на врага, как и отец твой. Но сказал не дело. Изрубить — не такая уж хитрость, татар тут немного. Только храбрость на поле брани показывают.
К Даниилу подошел тысяцкий Демьян.
— Прогони их, княже, это и будет твой ответ.
— А потом что? Придут всей ордой и снова наш край разорят. Что ты мыслишь, Мирослав?
Мирослав сидел в глубокой задумчивости, склонившись к столу. Он поднял голову.
— Как я мыслю, княже? Как бы землю, нашу спасти. Я так скажу: враг сильнее нас, его одним мечом не возьмешь!
Даниил сел, снова встал, подошел к столу.
— Не токмо мечом, но и разумом бороться с ними надлежит. Узнать их должны мы, хорошенько узнать, тогда и меч нам пригодится.
Даниил умолк на мгновение, а потом отчеканил:
— Я сам поеду к Батыю. Не дам Галича.
Все молчали, потрясенные смелыми словами Даниила.
— Ответствуйте, верно ли я молвил?
Ответа не было. Только Андрей осмелился:
— Коль надобно ехать, поедешь, княже. Об одном только прошу — возьми меня с собою, помогать тебе буду.
Двадцать шестого октября 1245 года князь Даниил отправился в дорогу. Ехал он через Владимир, Луцк, Дорогобуж. Во Владимире на день остановился у брата.
Василько показал Даниилу, как он стены заново переложил. Удивлялся Даниил: как много сумел Василько за малое время!
По дороге в Киев часто встречались следы нашествия Батыя.
В Киев приехали поутру. Даниил велел свернуть в Выдубецкий монастырь — там жил его знакомый игумен. У ворот монастыря, где остановились всадники, Теодосий крикнул в окошко:
— Открывай, слуга Божий, князь Данило к вам в гости едет.
Узнав, что прибыл князь, монах быстро открыл ворота и уставился подслеповатыми глазами на князя, о котором много слышал.
Татары не пощадили и Выдубецкий монастырь — разграбили его и кресты с церквей посрывали. Лишь большую церковь не смогли уничтожить они, огонь не взял ее — из крепкого камня выложена она. Стены новых строений сделаны из камней и толстых дубовых бревен.
Во дворе Даниил сошел с коня. К нему подбежал смуглый монах.
— Игумен ждет князя, — поклонился он.
Даниил направился за ним.
— Святой отец там, у своей кельи, — показал монах в сторону маленького домика, огороженного забором.
Оттуда навстречу гостю вышел среднего роста человек с бледным лицом, обрамленным седой волнистой бородой. Это был игумен.
— Мне уже сказали, княже, что ты прибыл, — начал он грубым, хриплым голосом. — Здравствуй! Много лет живи! Да бережет тебя Господь. Будь гостем моим.
И он пригласил князя сесть на скамью, стоявшую возле домика, напротив церкви Святого Михаила. Церковь прилепилась на высокой, обрывистой круче. Даниил собственными глазами увидел теперь красоту, которой славился Выдубецкий монастырь. Отвесной стеной спадала круча от церкви к берегу Днепра; отсюда открывался чудесный вид на Заднепровье. Внизу шумела река, а за рекой бежали вдаль поля и перелески.
— Хорошо? — спросил игумен.
Даниил в ответ только приложил руку к сердцу.
— Надолго ли к нам, княже?
— Нет, еду дальше. А как вы тут?
— Вельми плохи дела у нас. И князя нет в Киеве, миновали золотые времена. Батый пожаловал Киев владимиро-суздальскому князю Ярославу Всеволодовичу. Но сам Ярослав не приезжал сюда, а прислал своего воеводу. Горе великое в Киеве — города нет, оселище теперь на месте города.
— А я, владыко, к Батыю еду. Помолись за меня, отслужи молебен, ибо в страшную и тяжелую дорогу я собрался.
— Не смогу сегодня, княже, завтра отслужу. А может, и сегодня вечером.
Даниил подумал и ответил:
— Хорошо, пусть будет завтра утром. Только собери всех монахов, чтобы пели.
О многом рассказывал игумен, а потом, словно бы невзначай, сказал:
— Ох, воины вы храбрые! Когда же воспрянет наш Киев?
Эти слова болью отозвались в сердце Даниила. Он посмотрел на игумена.