Сейчас у Даниила мних Борис. Он уже вторично после свадьбы Доброславы приходит от Александра Невского.
За окном шумит дождь, капли стучат в окно. Даниил смотрит во двор. В эту дождливую погоду и сад кажется хмурым, черным. Даниил резко поворачивается к Борису:
— А что князь Александр еще молвил?
Борис тихим, послушническим голосом отвечает:
— Ничего. Это и князь Александр глаголил, и митрополит Кирилл.
Князь снова смотрит в окно. Пробежал дружинник, согнувшись под дождем. На лужах вскакивают пузыри.
«Итак, татары двинулись! Хан Неврюй разбил войско Андрея Ярославича, зятя любимого, еще ни разу не виденного. И сюда, наверно, Куремса пойдет, — видно, догадались нечестивые, что и на севере, и на западе против них единодушно выступают».
— А ты давно видел князя Андрея и дочь мою Добро-славу?
— Давно, перед битвой видел.
— Откуда же ведомо тебе, что они живы остались?
— Верное слово, живы! — скороговоркой отвечает Борис, желая успокоить Даниила. — Я сам с дружинником разговаривал, он князю Александру привозил привет от князя Андрея. И Андрей Ярославич, и дочь твоя Доброслава на север от Новгорода выехали. Нельзя было оставаться — татары могли убить. Надобно на какое-то время от них подальше укрыться.
Борис уже устал стоять, ноют старческие ноги.
— Поехала, — вслух думает Даниил. — Жива дочь моя.
Он закрывает глаза и представляет Доброславу, какой она была в день отъезда из родительского дома.
— Иди, Борис, к Андрею-дворскому, скажи, пускай накормит тебя. Если понадобишься, позову… Постой, скажи дворскому, чтоб каждый день мед тебе давал.
На лице Бориса промелькнула еле уловимая улыбка, он низко поклонился — князь Даниил всегда отгадывает его мысли.
…Пока Даниил разговаривал с Борисом, папский легат Опизо ходил с обиженным видом по светлице. Он морщил лоб, косо поглядывал на княжьего дворского.
— Может, скажешь князю, что я ухожу?
— Нет, он велел мне, чтоб я попросил тебя обождать. Он скоро позовет.
Опизо шагает из угла в угол. Вспоминает рассказ Плано Карпини об этом князе. Учтиво, сердечно встретил он тогда Карпини, долго тот хвастался княжескими подарками. А тут Даниил сам в гостях у краковского князя — и так невежливо встречает папского посланца! Опизо встал, чтоб уйти, но тут дверь открылась и, кланяясь, вышел русский монах. Разгневанный Опизо удивился: «С простым монахом князь так долго разговаривал!» Борис, увидев чванливого католика, изобразил на лице смирение. Отвесив папскому послу низкий поклон, он попятился к двери. Дворский подошел к легату.
— Прошу, отче, к князю. — И открыл перед ним дверь. Опизо нетерпеливо направился в светлицу князя.
Даниил, вежливо поздоровавшись, пригласил сесть.
Опизо подошел к столу и, слегка склонив голову, процедил сквозь зубы:
— Посол святейшего Папы кланяется русскому князю.
Даниил спокойно ответил:
— Посла Папы Римского, легата Опизо, приветствую сердечно. — И сел.
Опизо продолжал все так же напыщенно:
— Папа Римский, Иннокентий Четвертый, послал меня к тебе, князь, со своей буллой. — Он протянул над столом руку со свернутым пергаментом.
На свитке висела большая красная печать на шелковом шнурке. Даниил взял послание, медленно развернул и стал читать. Теперь Опизо мог лучше присмотреться к князю. В Риме он много слышал о нем от тех, кто приезжал к нему. «Загадочный человек», — говорили о Данииле. Да, загадочный и… Опизо подыскивал подходящее слово. Что и говорить, этот русский князь стоит многих королей. Вот и сейчас — читает буллу, и ни единый мускул не дрогнет на его лице. Не поймешь, о чем думает, ничего не прочитаешь на застывшем приветливом лице. Нет, поистине трудно разгадать этого русского князя.
А Даниил, словно забыв о госте, углубился в мутный поток витиеватых, напыщенных оборотов папского послания.
«Иннокентий IV, — читал Даниил, — раб рабов Божьих, ко всем подданным Христа в королевстве Богемии, Моравии, Сербии и Поморье, шлет привет и апостольское благословение».
Даниил едва удержался, чтобы не улыбнуться, но этого делать нельзя в присутствии папского посла, он только подумал: «Суесловие, раб рабов!» — и продолжал чтение.