— Первым угощать будет тот, кто скорее к столу принесет. — Лев кивнул слуге, и на столе мгновенно появились жбаны с медом.
Болеслав не догадался этого сделать, хоть и прибыл сюда раньше. За столом рассаживались польские и русские князья. На почетном месте — Даниил и Болеслав.
— Первую чашу — за нашу встречу, — поднялся Даниил.
За ним вскочили все. Крепкий мед ударил в голову, и Даниил раскраснелся.
— А прошу я тебя, Болеслав, и вас, князья, соседи наши, — кивнул Даниил князьям польским, — чтоб подумали про землю свою и нашу. Виновен я, что не оказал вам помощи против Бурундая, но и вы виновны. Не как соседи с соседями живем. А оттого и худо.
— Худо, — искренне подтвердил Болеслав.
— Забыли, что вместе быть должны. А Бурундаю того только и нужно было. Сандомир ваш разрушил и сжег.
— Что, княже Даниил, хочешь ты предложить? — спросил Болеслав. — Слушаю тебя, как старшего.
— Молвить хочу, чтобы мир между нами был. Мы же с давних пор братья. Кровь у нас течет одна, из одного славянского рода мы вышли. Потому и надлежит нам быть ближе друг к другу. А врагов еще много будет. Бурундай ушел — другой хан придет. Так ли молвлю, Болеслав?
Болеслав посмотрел на князей своих, они утвердительно кивали головами. Потом тихо сказал:
— Кровь наша в Сандомире рекой пролита. Не забудем тот день, когда татары детей наших саблями изрубили. Не хотим, чтобы татары снова пришли.
— А их пускать не надо, — вырвалось у Даниила.
— Мечом своим дорогу преградим! — вскочил молоденький польский князь.
— Один меч обойти можно, — сказал Даниил, — а ежели два меча будет — русский и польский, — наткнешься!
Он вынул из ножен свой меч и протянул его над столом. Болеслав выхватил свой и накрест положил его на меч Даниила.
Даниил наклонился, поцеловал сверкающие лезвия мечей и, окинув всех быстрым взором, провозгласил:
— Целую и клянусь, что оружие русское и польское вместе будет бить недругов наших. А кто станет между нами, того мы врагом наречем.
Болеслав гордо поднял голову.
— Именем несчастного Сандомира нашего клянусь, что своим мечом буду помогать русским! Меч свой я целую в знак клятвы. А меч князя Даниила целую в знак благодарности за искреннюю дружбу. Hex жие пшиязнь меж нами!
Даниил и Болеслав в вытянутых руках держали над столом скрещенные мечи. От легкого дрожания рук мечи звенели.
— Князья русские и польские, принимаете ли клятву? — спросил торжественно Даниил.
— Принимаем! — воскликнули все вместе.
— Князья польские и русские, принимаете ли клятву? — повторил слова Даниила Болеслав.
— Принимаем! Принимаем!
Василько первым встал и подошел к столу. Обнажив свой меч, он положил его на скрещенные мечи и поцеловал все три меча. За ним подошел молоденький польский князь в красном кафтане.
— Hex жие пшиязнь! — звонко прозвучал его голос.
Князь вынул свой меч и положил на мечи Даниила и Болеслава.
— Целую! — И он приник губами к мечам.
За ним подходили к столу все остальные и произносили слова клятвы.
Даниил чувствовал, как прибывают его силы. Осуществлялась его мечта о дружбе с соседями.
Из-под копыт искрами разлетаются брызги. За ночь замерзли лужи на Львовской дороге, и лошади спотыкаются на скользком льду. Оглянулся Лев — Холм уже скрылся за поворотом. Поднял плеть, подал знак дружинникам: мчаться галопом, чтобы успеть проехать как можно дальше, пока кони не устали.
…Два дня пробыли они в Холме. На рассвете Лев вошел в светлицу отца и застал там Любосвета. Тысяцкий не отходил от князя, сидел всю ночь около него. Кивнул Льву и вышел в сени:
— Езжай домой, княже. Два дня посидел здесь — и хватит. А отцу легче стало. Спал спокойно, только дважды просыпался. Скоро поднимется. Простуда выходит. И зачем только его пускали во Владимир? Не волнуйся, в горячей воде с травой выкупали его, а потом напоили настойкой, на трех цветках заваренной. Будить не надо. Лечец от него не отходит.
Лев еще раз зашел в светлицу, посмотрел на отца. Даниил спокойно спал; шелковое покрывало еле заметно поднималось у него на груди.
…Будто кличет кто-то, или это только мерещится. Гудит земля под копытами, и ветер свистит в ушах. Оглядывается Лев — дорога растворяется во мгле, в лесу тропинка теряется, — никого не видно. Под лучами весеннего солнца ослепительно сверкает тающий лед. Лев пришпоривает коня, за ним спешат дружинники — придется где-то заночевать, чтобы к утру быть во Львове.
Ветер бросил в уши резкий призывный звук: у-у-у! Лев дернул за повод, остановил своего коня. Дружинники окружили его: