Семен Олуевич покраснел и, разъяренный, выскочил на середину гридницы.
— Слышите, что молвил Дмитрий? Лезут к нам змеи-гадюки, кусают нас. Слышите? Можем ли мы сидеть спокойно?
Тяжело стуча коваными сапогами, в круг вошел Судислав, стал впереди Семена. Из-под мохнатых бровей по-волчьи забегали его зеленые глаза. Он окинул взглядом все скамьи, вытер пот на широком приплюснутом носу, постучал посохом об пол.
— Почто шумишь? — впился он пронизывающим взглядом в Семена. — А вы все слушаете! Увидели двух всадников и уже струсили. Да разве так Роман учил нас встречать недруга?
Бояре зашумели. У Судислава, старавшегося перекричать их, сорвался голос, и он, кашляя, визгливо выкрикивал:
— Убоялись! Вояки! Княжичей надо беречь, чтобы ночью не выхватили их. Служить княжичам — честь для бояр! Я Данилку к себе возьму: у меня двор надежный и дружина своя вооруженная.
— Зачем брать?
— Сыскался родственник!
— Пускай берет!
— Чтоб его болячка взяла!
— Кого же слушать? Княгиню?
— Боярам, боярам честь!
— Взять княжичей!
— Не давать!
Все, вскочив с мест, толпой двинулись к столу. Мария отшатнулась к стене и умоляющими глазами искала Семена, Мирослава, Василия. Но их завертело в клокочущем водовороте. Дальновидный Мирослав быстро сообразил, что в такой неразберихе недалеко и до беды. Он еще не забыл, что случилось двадцать лет назад. Тогда своенравные, упрямые галицкие бояре поднялись на дыбы против могущественного и грозного Ярослава Осмомысла и сожгли на костре его любовницу Настасью. Двадцатипятилетний дружинник Ярослава Мирослав своими глазами видел это все. Осмомысла захватили в гриднице и не выпускали оттуда до тех пор, пока Настасья не сгорела на костре, разложенном во дворе замка. Особенно яростно кричал Судислав, молодой, тогда тридцатилетний, боярин, науськиваемый степенными боярскими старшинами. Он больше всех суетился и выкрикивал: «И князя тащите сюда — пусть погреет свои косточки…»
В памяти Мирослава сохранились ужасные мгновения, когда он, выхватив из ножен меч, бросился к двери гридницы, чтобы защитить Ярослава Осмомысла. Но кто-то сзади ударил его по голове, и он, Мирослав, упал, потеряв сознание, — позже ходили слухи, что это Судислав подослал своих людей на кровавое дело. Но подтвердить эти слухи никто не хотел, и Мирослав так и не узнал, кто на него руку поднял, хотя уверен был, что сделал это Судислав.
И теперь больше всех бушевал Судислав, разжигая страсти. Но кричал он не против княжичей. Он ругал злых людей, что-то выкрикивал о Галиче и перешептывался в углу с долгоносым боярином. Гул не утихал. Никто уже не слушал Мирослава и не обращал внимания на побледневшую Марию, которая неподвижно сидела за столом и шептала молитвы. Вокруг Судислава начали собираться его единомышленники.
Мирослав смекнул, что настала решительная минута, и кивнул дружиннику, который все время стоял на страже у порога. Тот быстро выскочил во двор, и через мгновение в гридницу вошло двадцать дружинников с мечами. Если бы не это, могла бы стрястись беда: сторонники Судислава могли бы схватить княгиню Марию и увести с собой княжичей. Увидев дружинников, Судислав растерялся — он не предполагал, что Мирослав так предусмотрителен. Если бы Мирослав не успел перехитрить его, то появились бы другие дружинники — воины Судислава.
Как только они вошли, шум сразу утих. К Марии вернулась смелость, она благодарными глазами взглянула на Мирослава. Однако не растерялся и Судислав, он поклонился Марии и льстиво закричал:
— Это ты очень хорошо придумала, что позвала дружинников, а то ведь недалеко и до беды было! — А сам еле сдерживал гнев, ругал себя, что не приказал своим прибежать раньше.
— Правдивы слова твои, Судислав. И я скажу — хорошо придумала княгиня. Такой ветер повеял тут, в гриднице… — спокойно промолвил Мирослав.
Василий подошел к Мирославу.
— Нет князя Романа. Вижу я — много крамолы будет, много горя придется хлебнуть. Смута великая надвигается на нашу землю.
Не успел сказать Василий о крамольниках, как на середину гридницы выскочил Дмитрий.
— Крамольники? А у нас мечи есть. Будут руки протягивать — отрубим. Не так ли завещал нам князь Роман?
— Так! Так! Так! — снова раздался гул в гриднице.
Но это уже была буря гнева, вселявшая радость в сердце Марии. Она слышала голоса преданных ей людей. Теперь Мария поняла, что для нее навсегда прошли беззаботные дни, дни спокойной жизни, когда Роман все решал сам. Взволнованная выбежала она из гридницы, чтобы обнять Данилку и Василька. К ее детям протягивали свои когти звери-крамольники.