— С вами? — возмутился Демьян. — Не пойду!
— Пойдешь! — зашипел над ухом Филипп.
— Не пойду!
— Не ори! Услышат… Ты же к Даниле когда прибежал? Когда он уже подрос. Убежал к нему из Галича. Думаешь, ты сам сюда прибежал?
Демьян ничего не понимал. Что значит не сам? Конечно, сам. Задумал перейти к Даниилу, бежать от Владиславова ада, так и сделал.
Филипп наслаждался растерянностью Демьяна, еще сильнее наступал на него:
— Мы следили за тобой, толкали тебя сюда, а ты, дурак, и не заметил. Кто тебе сто гривен дал? Я дал.
— Верно, — склонил голову Демьян.
— А ты вернул?
— Ты же сказал, что можно через десять лет вернуть по-дружески…
— По-дружески! А на пергаменте писал ты своими пальцами: «Сто гривен взял Демьян»?
— Писал.
— Так знай, что пергамент тот у Бенедикта: это его деньги.
— Его? — испуганно промолвил сбитый с толку Демьян.
— Его. А он Даниле напишет, что ты у него деньги брал.
У Демьяна отнялся язык.
— Вот и молчи! — прошипел Филипп. — Будешь молчать — жив будешь. Рот раскроешь — сразу шепнем Даниле, и он мигом голову отрубит. Что теперь скажешь? Могу еще и о ноже намекнуть Даниле… Согласен? А если нет, так будет то, что с Людомиром было.
— Согласен, — тихо произнес подавленный Демьян.
— О! Бояре идут!
Филипп поздоровался с Семеном и Василием, и они все вместе пошли в гридницу. Там их уже ждал Мирослав.
Никто не садился, ибо не было хозяина. Таков уж с деда-прадеда обычай — не садиться, пока хозяин не пригласит.
Даниил появился из боковой двери, вошел так тихо, что и не заметили его, — пушистый ковер Скрадывал шум шагов.
Мирослав залюбовался своим воспитанником. Даниил уже сам управляет, как хозяин. Сколько же прошло лет без Романа? Тринадцать с половиною. Радостно улыбается княжий пестун. Не легко ему было поднять на ноги бескрылого птенца. Скрывая от людей свою радость, Мирослав втайне гордился названым сыном.
Даниил легко стучал сапогами, пошитыми из зеленой хзы, — любил он зеленый цвет. Из-под синего кафтана виднелись красные гащи — штаны. Под кафтаном нет кольчуги — дома можно спокойно ходить, ведь тут все свои люди.
— Дума долгая будет, — встряхнул кудрями Даниил, отбросив непокорную прядь черных волос. — Присаживайтесь к столу, поразмыслите, други мои, что деять будем. Дмитрия нет? — взглянул он на окно.
В сенях послышались шаги.
Дружинник, приоткрыв дверь, четко произнес:
— Тысяцкий Дмитрий идет.
— Зови его сюда скорее, — махнул рукой Даниил.
Дмитрий легко пробежал от порога к столу.
— Не гневайся, князь, задержался с дружинниками.
— Размыслите, други, — продолжал Даниил, взяв в руки подсвечник, чтобы отодвинуть его дальше. — Долго ли так сидеть будем? Соседи наши любезные… — При этих словах брови Даниила опустились, насупились; он кусал губы. Знал уже эту примету Мирослав; значит, кипит, злится Даниил. — Соседи вежливые — король венгерский да Лешко краковский — отчину нашу разорвали. Во Владимире-полуотчине сидим, да и ту обкорнали. В Берестье ехать нельзя, в Угровске тоже Лешковы вояки сидят. Мы все силы собираем, а враги обрезывают ее. До каких же пор нашу рожь будут топтать?
— Растет рожь, вверх тянется и дождя просит, — вставил свое слово Мирослав.
Даниил посмотрел на своего пестуна — хорошо сказал Мирослав!
— А вчера из Галича люди пришли, — тихо произнес Василий.
— Знаю, — перебил его Даниил. — У меня Теодосий был, рассказывал о Бенедикте. Десять дней лазил там Теодосий, все выведал, что я велел.
Филипп облизал горячие губы. Как же это он прозевал, что Теодосий в Галиче был! Будет ругать Бенедикт, что не известил его. Схватить бы Теодосия в Галиче!
— Говорил Теодосий, — добавил Мирослав, — галичане; просят, чтобы думали о них: время уже тех баронов изгонять.
Даниил посмотрел на него, подался вперед, оперся о столешницу.
— Время уже, молвишь? Нет, не сегодня. Ударим по Бенедикту Лешко ему поможет. А мириться с нами не хочет Лешко, ибо с королем венгерским уговор имел — как же теперь клятву свою нарушит? Да и зачем ему клятву ломать, разве ему нашей земли жалко? Размыслить надо, — и он наклонился к столу.
Семен смотрел в угол, будто увидел там что-то интересное. Василий к стене прислонился, щуплый как подросток, и не видно его из-за Демьяновой спины. Филипп носком сапога отбрасывал какую-то соринку. Дмитрий с краю сидел, в разговор не вступал: молод еще, что он скажет, если тут более мудрые головы есть, не к лицу ему наперед старших выскакивать.