Некоммуникабельность, следовательно, является центральной темой этой пьесы, столь же центральной, как и в пьесах театра абсурда, и, констатируя это, мы можем уже в 1927 году смутно предвидеть те пределы, на которые натыкается всякая система, нацеленная воспринимать и представлять мир в его целостности. Речь шла об элементарном уровне, диалоге, но ясно, что неспособность довести свою речь до непосредственного собеседника неминуемо приводит субъекта к самому себе и к очевидности, означающей, что «я мир, а мир не я».
«Елизавета Бам»: трагедия языка[1164]
Необходимо, вероятно, предварительно напомнить, что в каждой коммуникации существуют четкие правила, которые следует соблюдать. В превосходном анализе «Лысой певицы»[1165] Ольга и Исаак Ревзины показывают, что Ионеско обнажает постулаты «нормальной коммуникации», создавая диалоги, в которых эти постулаты нарушены. Более или менее восстанавливая классификацию постулатов, предложенную этими авторами, мы попытаемся показать поразительное сходство, существующее между пьесой Ионеско и пьесой Хармса.
Первый из этих постулатов — постулат о детерминизме. Для осуществления коммуникации необходимо, чтобы собеседники имели примерно одинаковую концепцию реальности и чтобы выбор слова одним пробуждал у другого приблизительно те же представления. Это происходит оттого, что существует некоторый детерминизм, который требует, чтобы каждое следствие исходило от точной и определенной причины. Нарушение причинно-следственной связи является систематическим приемом в творчестве Хармса, и до такой степени, что оно даже становится сюжетом некоторых текстов. К ним относится, например, рассказ-письмо, адресованный Друскину, «Связь» (1937)[1166], само название которого уже весьма недвусмысленно. Первая фраза отвергает всякую робкую попытку установить правдоподобную причинную связь: «Пишу Вам в ответ на Ваше письмо, которое Вы собираетесь написать мне <...>»[1167]. Выражение «в ответ» предполагает существование письма, в то время как глагол «собираетесь» сообщает, что его пока еще не существует. Значит, есть следствие («я пишу») без причины («письмо»).
«Лысая певица» начинается нарушением причинной последовательности; персонажи живут в окрестностях Лондона, и их фамилия Смит, и потому — они хорошо питаются[1168]. В дальнейшем этот прием будет использоваться систематически. Например, когда Г. Смит заявляет: «Всё в застое — торговля, сельское хозяйство и пожары... Год такой»[1169], — Г. Мартен продолжает: «Нет хлеба, нет огня»[1170], превращая, таким образом, то, что является простым сравнением, в абсурдную причинную связь. Попутно отметим, что искажение связи причины и следствия является основным источником комизма.
«Елизавета Бам» целиком построена на этом принципе: героиню арестовали (следствие) за преступление (причина), которое она не совершала. Вся пьеса направлена на восстановление причинной последовательности, то есть преступление необходимо. Оно будет совершено отцом. Но эта перемена причины не будет иметь никакого последствия для действия, так как, вопреки всему, в конце будет арестована все-таки Елизавета Бам. К счастью (!), репрессивные органы сумеют сфабриковать причину настолько, чтобы создать иллюзию связи:
1-й <голос>. Вы подлежите крупному наказанию.
Елизавета Бам. За что? Почему вы не хотите сказать мне, что я сделала?
1-й <голос>. Вы обвиняетесь в убийстве Петра Николаевича Крупернак.
2-й <голос>. 14 за это вы ответите.
Елизавета Бам. Да я не убивала никого!
1-й <голос>. Это решит суд[1171].
Большие процессы тридцатых годов покажут дьявольскую эффективность махинаций с причинами. Здесь прием подкреплен еще и тем, что убитое лицо, Петр Николаевич, приходит арестовывать героиню, что приводит к следующему парадоксу: убийство вовсе не обязательно приводит к смерти убитого! Как и Плюма, в конце концов, осудили за то, что он не говорил, так и Елизавета Бам должна будет предстать перед судом, никого не убив.
вернуться
«Елизавета Бам» была впервые опубликована на польском языке в журнале «Dialog» (Gruzdień). 1966. № 12. С. 40—50. В ожидании русского издания последуют три других перевода пьесы (см.: Il caffé (Roma). 2. 1967; Fälle. Frankfurt am Main: S. Fischer Verlag, 1970; Russia's Lost Literature of the Absurd // Ithaca; London: Cornell UP, 1971). Первая публикация на русском яз.: Slaviska institutionen Stockholms Universitet. Meddelanden. 8. 1972. P. 1—17 (публ. L. Kleberg, L. Blomqvist, В. Jangfeldt). Перед своим появлением в 1974 г. (Хармс Д. Избранное. С. 172—205; перевод на франц. яз.: Harms D. Sonner et voler) эта пьеса лишилась последней страницы, той, что соответствует экземпляру, в настоящее время утерянному, который находился в архиве редакции «Нового ЛЕФа», куда он был послан вместе с некоторыми другими текстами Хармса и Введенского. Н. Харджиев говорит еще, что единственным авторизованным экземпляром является тот, что был ему подарен Хармсом в тридцатые годы и что в нем надо различать два варианта: один «сценический», ввиду того что в нем дано множество сценических ремарок, а другой — «литературный» (см.: Харджиев Н. О каноническом тексте пьесы Даниила Хармса «Елизавета Бам» // Хармс Д. Избранное. С. 170—171. И только публикация М. Мейлаха в 1987 г. предоставила такую возможность, поскольку он дал восстановленный «литературный» вариант и вариант «сценический» (см.: Stanford Slavic Studies. P. 205—221, 222—240). К несчастью, по иронии судьбы последняя страница выпала при печатании сценического варианта, сохранив при этом литературный экземпляр полным. В Советском Союзе пьеса была опубликована в журнале «Родник» (1988. N° 5. С. 30—32; публ. М. Мейлаха и В. Эрля). Ее можно найти также: Полет в небеса. С. 175—205. Мы продолжим цитацию по редакции М. Мейлаха (1987), так как редакция А. Александрова переполнена ошибками (см. по этому поводу рецензию М. Мейлаха и А. Кобринского: Вопросы литературы. 1990. № 12). После постановки 1928 г. пьеса была впервые поставлена в театре Гонг-2 в Польше в 1966 г., а в 1980-е годы она много раз игралась в Берлине, Сан-Франциско и совсем недавно в Амстердаме, и, без сомнения, еще где-то в другом месте. В России потребовалось дождаться 1989 г., чтобы увидеть ее на сцене театра-студии МХАТа «Человек» в Москве в постановке Р. Козака (см. рецензии на этот спектакль — положительную: Мирзоев В. Елизавета Бам, 62 года спустя // Московские новости. 1989. № 24. 11 июня; и отрицательную: Соколянский А. У любой дороги — две обочины // Театральная жизнь. 1989. № 22. С. 3—5). Отмстим еще постановку А. Пономарева (с подзаголовком «Полтора левых часа») в театральной мастерской «Чет-нечет». «Елизавета Бам» стала предметом многих трудов и статей: Giaquinta R. Su alcuni aspetti del teatro OBERIU // Annali di Ca'Foscari. 21 (1—2). 1982. P. 85—97; Ivanov Vjac. La zaum' e il teatro dell'assurdo di Chlebnikov e degli Oberiuty // Il verri. 29—30. 1983. P. 28—49; Kleberg L. Om Daniil Charms' 'Elizaveta Bam' // Slaviska institutionell Stokholms Universitet. Med-delanden. 8. 1972. S. I—X; Martini A. Rethetralisierung des Theaters: D. Charms' 'Elizaveta Bam' // Zeitschrift für slavische Philologie. 1981. S. 146—166; Мейлах М. О «Елизавете Бам» Даниила Хармса; Мейлах М., Эрль В. О «Елизавете Бам» Даниила Хармса // Родник. 1988. № 5. С. 28—29; Müller B. Charms' Drama «Elizaveta Ват»: Absurde Literatur in Russland // Arbeiten und Texte zur Slawistik. 5. München: Otto Sagner Verlag in Kommission, 1978. S. 78—94; Scotto S. Daniil Xarms' Early Poetry and its Relations to his Later Poetry and Short Prose. Berkeley: University of California, 1984. P. 1—76 (глава «'Elizaveta Bam' and the early poetry»); Stelleman J. An analysis of 'Elizaveta Bam' // Russian Literature. Vol. 17/4. 1985. P. 319—352; Stone Nakhimovsky A. Laughter in the Void // Wiener Slawistischer Almanach. Bd. 5. Wien, 1982. P. 25—41 (глава «Elizaveta Bam»); Wolodzko A. Poeci z 'Oberiu' // Slavia orientalis. 3.
вернуться
Ревзина О., Ревзин И. Семиотический эксперимент на сцене. Нарушение постулата нормального общения как драматургический прием // Труды по знаковым системам. Т. 5. 1971. С. 232—254; на франц. яз.: Expérimentation sémiotique chez Eugène Ionesco: (La cantatrice chauve et La leçon) //Semiotica. Vol. 4. 1971. P. 240—261; на англ. яз.: A semiotic experiment on stage: the violation of the postulate of normal communication as a dramatic device // Semiotica. Vol. 14. 1975. P. 245—268. На эту же тему см. еще анализ «Алисы в Стране чудес», предложенный Е. Падучевой: Проблема коммуникативной неудачи в сказках Льюиса Керролла // Tekst i zdanie (zbiór studiów pod redakcią T. Dobrzyńskiej i E. Janus). Wrocław; Warszawa; Kraków; Gdańsk; Łódź, 1983. P. 139—160. См. также: Sherzer D. Dialogic incongruities in the theater of the absurd // Semiotica. Vol. 22. № 3—4. 1978. P. 269—285. О проблемах общения в пьесе Ионеско см. также: Moeschier J. Contradiction et cohérence dans la Cantatrice chauve // Cahiers de linguistique française (Genève). 6. 1985. P. 79—102.
вернуться
Хармс Д. Связь (14 сентября 1937) // Избранное. С. 123—125; Полет в небеса. С. 500—502. Этот текст вводит некоторое число персонажей, между которыми можно построить причинную связь (более или менее правдоподобную) по принципу «всё связано со всем». Но в конце текста все эти персонажи оказываются в вагоне трамвая в неведении связи, которая их соединяет: «Они едут и не знают, какая между ними связь, и не узнают этого до самой смерти» (там же. С. 125 и 502). Черновик этого текста, также адресованный «Философу», то есть Друскину, не лишен интереса:
«Философ!
Пишу Вам в ответ на Ваше письмо, которое Вы собираетесь написать мне в ответ на мое письмо, уже написанное Вам. Отвечаю Вам двумя пунктами.
Пункт 1. Вы неправы. Развивать эту мысль, к сожалению, не могу.
Пункт 2. Вы правы. И эту мысль тоже, к сожалению, развить не могу.
Философ!
Я видел чудо: пожилой человек в длинном старинном сюртуке бегал вокруг дерева. Это было днем в Летнем Саду.
Философ!
Мы обменялись с Вами письмами, и это напоминает мне следующий случай: один скрипач купил магнит и понес его домой. По дороге он зашел в магазинчик, где торгуют газированными напитками, и спросил себе стакан вишневой воды. Чтобы удобнее было пить, скрипач положил магнит на прилавок, взял стакан двумя руками и поднес его ко рту. "Пейте на здоровье", — сказала в это время барышня-продавщица. "Пью за Ваше здоровье", — сказал скрипач барышне-продавщице и выпил вишневую воду. Эта история мне припомнилась потому, что мы обменялись с Вами письмами, а скрипач и продавщица обменялись любезностями» (Хармс Д. Письмо Я. Друскину (1937) // ОР РНБ. Ф. 1232. Ед. хр. 100). Сомнительное объединение идей автора, которое завершает письмо, — другой пример нарушения причинности. Так же и тогда, когда он видит человека, бегающего вокруг дерева, и отрывает это следствие от неизвестной причины, и событие возникает во всей своей наготе, абсурдным.
вернуться
«Пишу Вам в ответ на Ваше письмо, которое Вы собираетесь написать мне в ответ на мое письмо, которое я написал Вам» (Хармс Д. Связь. С. 123 и 500).
вернуться
Ionesco E. La cantatrice chauve. P. 11.
вернуться
Здесь и далее «Лысая певица» цит. в переводе Людмилы Новиковой. — Прим. ред.