Ребята, насколько им хватало фантазии, издевались над ним. Забирали и ломали его игрушки, смеялись и обзывались, не играли с ним, даже если он наконец решался подойти к ним и предложить свою компанию.
Затюканный Данечка, который теперь боялся всех сразу и каждого в отдельности, больше не мог общаться ни с кем, включая ребят вне группы детского сада. Его, и ранее нечастое, общение с Пашей и вовсе сошло на нет. Паша уже пошёл в школу и даже не вспоминал о нём.
Привыкший к издёвкам, Даня полагал, что по-другому и не бывает. Что все остальные дети будут также издеваться над ним, или чего хуже, вначале не будут, но, узнав о его проблемах в группе детского сада, сразу же начнут. Из солидарности.
Зато воспитатели любили тихого и спокойного мальчика, который не приносил им никаких проблем, и беспокоились о нём. Разве это нормально, когда ребёнок целыми днями сидит на стульчике и ничего не делает, ни с кем не разговаривает? Они не могли заставить других детей полюбить его, но сумели уговорить родителей сводить сына к психологу.
Раскрепостившись в уютном кабинетике, Даня, конечно, поделился своими переживаниями и понемногу, помаленьку объяснил психологу то, как он боится других детей и как они, словно чувствуя его страх, превращаются в самых страшных и отвратительных монстров, которые хотят только одного – давить на его больные места снова и снова.
Родителям посоветовали, как можно чаще хвалить мальчика; ведь все проблемы были именно из-за заниженной самооценки ребёнка. Однако, родители были разочарованы. Им казалось, что один визит к психологу (он же был таким дорогим!) решит все проблемы и Даня, став обычным малышом, начнёт наконец общаться со сверстниками. Хвалить своего сына? За что же, прости господи, его хвалить?
И Даня, в жизни которого так ничего и не поменялось, продолжил ходить в детский сад, терпеть издёвки и уже в таком раннем возрасте думать о суициде. Конечно, он ещё не понимал в полной мере, что такое смерть, и совершенно точно не понимал того, что умереть можно по собственной воле. Но ему всё чаще хотелось исчезнуть, перестать существовать.
Начальная школа
Дане, да и всем вокруг, казалось, будто он отставал в развитии. В 7 лет мальчик отказывался разговаривать, не мог научиться читать и совершенно не мог писать. Учителя начали подозревать у него дислексию. Они, конечно, понимали – ребёнок не глуп. Он много знает, и, пытаясь скрыть свой недуг, очень быстро запоминает длинные тексты, чтобы лишь создать вид, что он умеет читать, пересказывая их.
Понемногу он даже начинал говорить; правда пока только шёпотом, на ушко своей классной руководительнице, которая очень быстро добилась его доверия. Желая помочь, она объяснила Данечке, что его могут не взять в школу, если он не будет говорить. И, поскольку мальчик очень сильно не хотел обратно в ненавистный детский сад, он пообещал стараться. И действительно, уже через полгода, хоть и негромко и со страхом, но он был уже в состоянии отвечать на уроке перед всем классом.
Однако, сам Даня радости по поводу своего прогресса не испытывал. Его одноклассники, заметив его затюканость в начале года, таким его и запомнили; и никто не стремился уважать его или дружить с ним. Малыш ходил в школу как на каторгу.
Иногда, в школьных коридорах, он встречал своего старого друга Пашу, который обыкновенно не замечал его, а если замечал, то лишь смеялся. Довольно опасно дружить с тем, кого все обижают; иначе придётся разделить его участь.
Хотя, конечно, Анюта жалела его, и, не опасаясь одноклассников, очень часто по-доброму разговаривала с ним; садилась за одну парту на уроках, вставала с ним в пару, когда все строились. Даня помнил свои подавленные чувства. И помнил, что эти чувства – плохие. Да и к тому же, родители, которые уже успели забыть про Аню, узнав о ней снова, начали свои прогнозирования и подшучивания с новой силой. Не со зла, конечно. Однако, Даня знал, что если сегодня он сядет с ней, или встанет в пару, или просто мило поболтает на перемене, то вечером родители обязательно начнут это обсуждать, задавая сыну глупые и неприятные вопросы по поводу его уже давно угасших чувств к однокласснице.
И потому, вместо того чтобы с благодарностью принять её доброту, подружиться с ней, и, возможно, влюбиться, Даня отвергал её. Снова и снова. Обижал и игнорировал. Ровно также, как делал остальной класс, но с ним.