— А то! — закричал тот, что с подбитым глазом. — Как наступишь, так вверх тормашками взлетишь!
— В воздух, — поправил гид. — И на кусочки.
— А то! — обрадовался мальчишка. — Я по телевизору видел.
— Мины были повсюду, — продолжал гид. — И до сих пор найдено и извлечено только пятьдесят тысяч мин. Остальные в любой момент могут взорваться. Сколько осталось, кто знает?
— Четыреста пятьдесят тысяч! — закричали все, даже Анка зашевелила губами, как будто повторяя это длинное число.
— Да, четыреста пятьдесят тысяч, хорошо. Почти полмиллиона без пятидесяти тысяч. Все, что мы здесь видим, строили сто тысяч человек, но не по своей воле, а принудительно. Потому что эти люди были узниками Гитлера. Им не давали есть, и они падали с голоду. И вот, чтобы не возиться с ними, немцы стреляли в них. Если бы мы разрыли телефонную линию, то нашли бы там человеческие скелеты. Как знать, не стоим ли мы сейчас на чьих-нибудь скелетах. Никто не знает. Вы видели когда-нибудь человеческий скелет?
— Я видел, — робко произнес малец, по уши перепачканный шоколадом. — В докторской книге. У меня папа доктор.
— А я в школе! — пропищала выросшая из линялого платьица худышка с тонкой косичкой на плече. — В кабинете естествознания стоит! Из каждого человека можно такое сделать, учитель говорил, надо только его про… пропорывать или как-то там… — И она вдруг покраснела.
— Препарировать, — подсказала ей Анка, но слишком громко, и девочка со страхом отодвинулась от нее.
— Мясо от костей лучше всего в муравейнике отходит, муравьи все сгложут! — крикнул кто-то из-за глыбы бетона, но гид уже шел дальше.
— Взамен этих людей привозили новых. Гитлер преследовал поляков, арестовывал их. Наверно, не у одного из вас он арестовал папу или маму. Или старшего брата. Ну, не в этом дело. Если кто работал здесь уже долго и мог, не дай боже, догадаться, зачем все эти сооружения, то его или убивали, как я уже говорил, или посылали в лагерь. Вы, наверно, слышали о лагерях? Освенцим, Майданек и так далее. Наверно, у многих из вас отец или мама сидели в Освенциме или в Майданеке. А кто скажет, сколько людей погибло в Освенциме?
Неожиданно наступила тишина, наконец-то можно было услышать щебет птиц.
— Сто, — тихонько и робко выдавила одна из девочек.
— Тысяча, — произнесла несколько смелее другая.
Гид крутил головой и довольно улыбался тому, что через минуту произведет необычайный эффект.
— Ну, ну? — подбадривал он.
Один мальчишка с шумом набрал воздуху и во все горло крикнул:
— Сто тысяч!
— Да ты что, дурак?! — заволновалась детвора. — Ну и брякнул! Во всех Кельцах столько нету!
— Ты не прав, мальчик, — сказал гид. — Но и остальные тоже не правы. Кельцы — это для немцев чепуха! В Освенциме они убили от четырех с половиной до пяти миллионов людей. Запомните это.
Ребятишки скисли, так как не могли себе представить, сколько это будет. Наконец один сказал:
— Простите, а сколько это будет? Мы еще до столька не учили…
— Это столько, как если бы взять пятьсот Кельцов, понимаете?
Наступила тишина, они все еще не понимали.
— Э-э-э… — с презрительным недоверием протянул кто-то.
— И это было страшно, — продолжал гид, — потому что следом за таким человеком отсюда шел приказ, чтобы его сразу отравить газом и сжечь в крематории. Вы знаете, что такое крематорий? Это такая печь, в которой сжигают людей.
Девочки с визгом сбились в кучку.
— Ой, как, наверно, больно! — шептались они.
— Нет, не больно, потому что жгут не живых, а трупы, но все-таки… Неприятное чувство, правда?
— Правда, — признали дети.
— Никто бы из вас такого не хотел, правда?
— Правда, — зашептались снова.
— А я бы хотел! — крикнул мальчишка с поцарапанным носом.
— Да иди ты, дурак! Все умничаешь! — набросились на него остальные в порыве благородного негодования.
Гид вытаращил глаза.
— Ты действительно хотел бы такого? Подумай, мальчик!
— Понятно, хотел бы! — упирался мальчишка. — А что мне, жалко?
— А почему бы ты такое хотел?
— А мне нравится! — крикнул тот и спрятался в кустах.
— Очень некрасиво. Не обращайте на него внимания и не думайте так, как он, — сказал гид, — потому что это ведет к фашизму. Мы должны радоваться, что Гитлера уже нет. О его жестокости может свидетельствовать такой факт, что крупнейших итальянских инженеров, которые спроектировали ему эту штаб-квартиру, он сразу же после окончания работы велел посадить в самолет, где была бомба с часовым механизмом, и самолет разлетелся на куски над морем, так что никто даже пуговицы не нашел, Гитлер хитро обвинил в этом убийстве англичан, но англичане тоже люди хитрые и всю войну записывали каждый самолет, который они сбивали, и вот после войны проверили, и выяснилось, что они вовсе самолет с итальянскими инженерами не сбивали, это только Гитлер коварно убрал их, желая сохранить тайну. Не было такого оружия, такой бомбы, такой пушки, которая могла бы разбить хоть один из этих бункеров. Только атом, но атом появился позже. Так вот, немцы были хитрые, они не хотели допустить, чтобы кто-нибудь после войны узнал, чем они тут занимались, и поэтому в каждую стену такого бункера они еще во время строительства поместили по двести тонн тротила. Тонна — это тысяча килограммов. Значит, двести тысяч килограммов тротила было в каждой стене. Вы знаете, что такое тротил? Не знаете? Это взрывчатое вещество.