Я подавляю ярость, клокочущую в моей груди. Мне нужны ответы на очень многие вопросы, прежде чем я положу конец его жалкой жизни.
— Но почему ты хотел ее смерти?
Он облизывает губы, смотрит на свою раненую ногу и морщится:
— Она увидела то, чего не должна была видеть. По крайней мере, я думаю, что она увидела, но теперь… Я не знаю.
— Когда Элмо и Тони похитили ее?
— Да. Тупые гребаные идиоты должны были убивать любых девушек, которых они приводили туда. Они клялись мне, что убивали. Но половину времени они были так накачаны метамфетамином, что я не думаю, что они, блядь, понимали, что делают. Когда я узнал, что она все еще жива…
— Забрали обратно куда? Что она увидела?
Он сжимает губы, его челюсти сжаты от гнева.
— Что она видела? — рявкаю я, целясь пистолетом в другую его коленную чашечку.
— Клетки, — выпаливает он это слово. — Люди в клетках.
У меня скручивает живот. Я, блядь, так и знал. Я не хотел в это верить, но часть меня знала все это время.
— Люди? — я плююсь. — Или дети?
— Оба. Женщины и дети.
Желчь обжигает мне горло, когда я сталкиваюсь с истинной природой зла, породившего меня.
— Итак, шесть лет назад, когда Максимо и я уничтожили Сантанджело и думали, что положим конец этому мерзкому, отвратительному пятну на имени нашей семьи, все, что мы сделали, это отрезали хвост змеи? Ты был главой. Я знал, что Джимми и его парней поддерживал кто — то покрупнее, но это был ты?
— Я должен был посвятить тебя и Лоренцо в это, когда ты подрастешь, но после того, как ты отреагировал, узнав о том, что Джимми и его мальчики замешаны в этом… — он качает головой, как будто горько разочарован во мне.
— Жаль, что ты не попытался, потому что я бы тоже убил тебя шесть лет назад.
— Я твой отец, — кричит он. — Ты был бы никем без меня. Все, что у тебя есть, зависит от меня.
— Все, что у меня есть, это вопреки тебе. Я бы предпочел быть полностью разоренным, чем брать деньги от того, что ты делал. Поэтому ты хотел, чтобы я женился на Кэт, если бы я не убил ее? Чтобы, если она когда — нибудь вспомнила, что что — то видела, она уже была моей женой, и ты мог заставить ее замолчать? Так же, как ты заставил замолчать Николь?
— Я защищал наши интересы.
— Но все было напрасно. Кэт ничего не видела. Хочешь знать, почему я это знаю? Потому что она снова и снова переживает то, что ваши развратные приятели — животные делали с ней, и она помнит все в мельчайших деталях. Если бы она увидела женщин и детей, запертых в клетках, это разорвало бы ее на части, пока она не освободила бы всех до единого.
— Я никак не мог знать, что она ничего не видела. Я не мог быть уверен, поэтому мне пришлось принять меры предосторожности.
— Ты хотел, чтобы я убил ее на всякий случай? — я плюю в него. — На всякий случай, вдруг она увидела что — то, что раскрыло бы твой отвратительный секрет?
— Нет. Потому что она раскрыла бы многомиллионную операцию. Это все, что имеет значение, Данте. Это просто бизнес.
Бизнес? Я встаю и ухожу от него, прежде чем размазать его лицо по фаршу, как не так давно сделала с лицом Лео.
Расхаживая по комнате, я провожу рукой по волосам.
— Как я мог не заметить? Женщин и детей гоняют, как собак, по моему городу, а я, блядь, не заметил?
— Мы перенесли операции за пределы города.
— Мы?
Его ноздри раздуваются, когда он смотрит на меня:
— Доминик Пушкин.
— Ради всего святого. Ты работаешь с русскими?
— У меня не было особого выбора, когда ты убил Джимми и всю его семью, — парирует он.
— Ты все еще не простил меня за это, пап? И теперь я знаю почему. Я никогда не мог понять, почему вы были так злы на нас за то, что мы уничтожили семью подонков, которые зарабатывали на торговле невинными женщинами и детьми. Похищая их на заказ по самой высокой цене, — я выплевываю слова, как будто они оставляют неприятный привкус у меня во рту. — Это то, что случилось с Меган?
Он снова растерянно моргает. Больной ублюдок даже не помнит ее имени.
— Девушка из кофейни. Мы с Лоренцо думали, что ты убил ее, но ты забрал ее, не так ли? Она была просто еще одним приказом, который нужно было выполнить?
Его хмурый взгляд подтверждает мою правоту.
— Ты думаешь, то, что ты делаешь, лучше? Мы — поставщики страданий, Данте. Это наше призвание. Наше наследие. От этого никуда не деться. Не смотри на меня свысока за то, что я решил зарабатывать деньги другим способом, потому что мы совершенно одинаковые.