Он знает.
— Итак, когда они найдут его тело? — тихо спрашивает он.
— Вероятно, через несколько часов. Как только придет его экономка и поймет, что он не встал, чтобы выкурить в девять утра сигару и кофе.
Лоренцо проводит рукой по бороде.
— И мы начнем войну, брат? Чтобы отомстить за смерть нашего отца? — он хихикает, но в этом нет юмора — только угроза.
— Мы, конечно, отомстим за его смерть.
— Убрав русских?
— Сняв с Доминика Пушкина обвинение в убийстве нашего любимого отца и поддержав Дмитрия Варкова в качестве преемника Доминика, — говорю я, наклоняясь вперед в своем кресле. — Дмитрий весь прошлый год готовил свою маленькую армию к захвату власти. Русские в любом случае вот — вот начнут гражданскую войну. Мы просто помогаем им. И у нас будет лояльность Дмитрия, когда он станет новым главой Братвы.
— Но мы идем на войну? — спрашивает Лоренцо.
— Я так понимаю, ты согласен?
— Когда это я не был рядом с тобой, брат?
— О, я скучал по вам, двое восставших из ада, — говорит Максимо с усмешкой, откидываясь на спинку стула и переводя взгляд с моего старшего брата на меня. — В последнее время здесь было слишком тихо.
Лоренцо искоса закатывает глаза Максимо, прежде чем снова обратить свое внимание на меня.
— Не должно быть шоком, что он был вовлечен в это, но это все еще так.
— Я знаю.
— Меня это не шокирует, — говорит Максимо, качая головой.
— Правда? — спрашиваю я, нахмурившись.
— То, как он обращался с вами обоими и пытался настроить вас друг против друга. После того, что он сделал с Никки. Он планировал выдать свою собственную дочь замуж за больного ублюдка, просто чтобы успокоить мужчин, которые зарабатывали ему дохуя денег, хотя он знал, в какое развратное, извращенное дерьмо они были втянуты. Его собственная маленькая девочка? — Максимо рычит. Его ненависть к моему отцу глубока, но я никогда не видел, чтобы он говорил так открыто или с такой язвительностью.
Джоуи — больное место для него. Для всех нас. Полагаю, она ему тоже как младшая сестра. Именно планы моего отца выдать ее замуж за старшего сына Доминика Пушкина вынудили нас с Лоренцо отправить ее в школу в Италии — преступление, за которое, я думаю, она никогда нам не простит.
— Что ж, он ушел. Больше ни для кого не будет браков по договоренности, — хрипло говорит Лоренцо.
— Что? Правда? Я не могу представить, чтобы кто — то на самом деле хотел мириться с Джоуи больше, чем на несколько дней, так что, похоже, тогда мы все застряли с ней навсегда.
Максимо хмуро смотрит на меня, но Лоренцо фыркает.
— Если это все, я возвращаюсь в постель, чтобы сотворить со своей женой невыразимые вещи, пока дерьмо не попало в вентилятор, — говорит Лоренцо, вставая.
— Звучит как хороший план, я согласен, — я почти не спал последние два дня, и мысль о том, чтобы провести следующие несколько часов, свернувшись калачиком рядом с самым мягким, самым красивым телом, которое я когда — либо знал, кажется раем. Я расскажу ей правду и о моем отце, как только она будет в безопасности и узнает все.
— Тогда, наверное, я просто пойду поболтаю с Софией, — вздыхает Максимо. — Посмотрим, не согласится ли она угостить меня блинчиками, пока мы ждем, когда упадет бомба.
Лоренцо похлопывает его по спине.
— Мы можем устроить тебе брак, если хочешь, Макс?
— Пошёл ты, Лоз! — рявкает он. — У меня нет намерения, когда — либо жениться и закончить тем, что меня отхлестали по пизде, как вы, пара разочарований.
— Это говорит мужчина, который собирается пойти поесть блинчиков, пока мы будем есть немного той киски, которой нас якобы отхлестали, — говорю я с усмешкой.
— Пошли вы оба, — с этими словами он выбегает из комнаты.
Лоренцо снова смеется и поворачивается, чтобы посмотреть на меня, когда я встаю с потертого кожаного кресла с откидной спинкой. Он смотрит на кресло, а затем на меня с грустью на лице, которая выглядит как сожаление.
— Это твое, если ты этого хочешь, Лоренцо. Так было всегда.
— Нет, — он качает головой. — Это твое, младший брат. Так всегда и должно было быть. Для меня большая честь быть рядом с тобой.
Я обхожу стол и обнимаю его за плечи.
— Рядом со мной. Не снизу и не сверху. Теперь это действительно так, как должно было быть.
— Грядут трудные времена, — тихо говорит он.