Завернутый в черную ткань труп Арриго наблюдал за происходящим из темного угла. Ткань соскользнула с его лица, и Данте подумал, что не зря привез сюда мертвеца. Философ умер едва ли два часа назад, и его душа еще витала на границах царства теней. — Наверное она все видит!
Одно за другим восемь зеркал были поставлены по одному к каждой из стен. Бонатти шел по периметру Баптистерия и указывал, под каким углом ставить зеркала, так уверенно, словно диктовал свой последний и самый необычный гороскоп. Данте шел за ним со свечой и следил за тем, чтобы каждое зеркало получало отражение света справа и отправляло его влево.
— Неужели вы рассчитываете на то, что у вас что-то выйдет? — скрестив руки на груди, спросил поэта астролог после того, как они поставили под нужным углом последнее зеркало.
— Я в этом даже не сомневаюсь, — ответил Данте, определяя при свете свечи, куда поставить лампу Илии, чтобы свет от нее шел к первому зеркалу.
Последний раз покосившись на Арриго, поэт открыл дрожащими от волнения руками дверцу лампы. Потом — набравшись мужества — он поднес огонь к маленькой ампуле.
Белый порошок вспыхнул ослепительным светом. Латунный щиток направил луч прямо на первое зеркало. Вдоль стен Баптистерия потекла огненная река. Где-то далеко наверху лик Христа и лики его ангельского воинства беззвучно наблюдали за происходящим внизу.
— Вот! — воскликнул Данте, показывая пальцем на полосы света, игравшие в зеркалах. — Вот лучи, о которых говорит Аль-Кинди. Свет перемещается от одного зеркала к другому.
Вы ошибаетесь! Свет возник во всех зеркалах одновременно, а не по очереди. Это доказывает лишь то, что свет неподвижен. Он есть везде и никогда не меняется, как и его творец!
Поэт покачал головой и отпустил пружину механизма. Ось с зубчатыми колесами начала вращаться. Сначала — медленно, потом — все быстрей и быстрей. Приблизив глаз к отверстию со стороны противоположной лампе, Данте увидел сверкающий светящийся ореол, но в отверстии царила полная темнота.
Бонатти тоже посмотрел в отверстие и шагнул назад с презрительной миной на лице.
Смотрите! Вот — темнота, которая смеется над вашим невежеством, — с издевкой сказал он. — Я хорошо знаю это дьявольское приспособление. Михаил Скот рассказал мне, как оно должно действовать. Если свет найдет препятствие в пластинах противоположных полумесяцев, его движение будет доказано. Но этого не произойдет никогда, потому что свет неподвижен!
Данте с сомнением прикусил губу. Шестеренки жужжали все громче и громче, набирая скорость под воздействием пружины.
Поэт все время смотрел в отверстие, но так ничего и не видел. Утерев ладонью потный лоб, он постарался отогнать щемящее сердце предчувствие неизбежного поражения. И вдруг его ослепила вспышка, за которой последовал луч ярчайшего света, полившийся из отверстия. Данте машинально прикрыл рукой ослепленный глаз. Несколько мгновений он ничего не видел, но услышал где-то рядом сдавленный стон и с трудом разглядел ошеломленного Бонатти, взирающего с разинутым ртом на его залитое светом лицо.
— Божественный свет! — воскликнул Данте, заслоняясь от него рукой. — Он движется! Как движется и все вокруг нас!
Форма небес, очертания царства праведников, которые он так долго и безуспешно пытался выразить словами, расстилались теперь прямо перед ним во всем своем великолепии. Перед его все еще ослепленными глазами совершенно сверхъестественным образом плясал огненный восьмиугольник.
— Фридрих был прав! — воскликнул Данте.
Астролог же несколько раз покачал головой и зажмурил глаза, словно не желая больше ничего видеть.
— Вы думаете, что победили? — спросил он после долгого молчания, нарушавшегося лишь жужжанием вращавшегося механизма.
— Да! Я победил. И здесь, в храме Святого Иоанна Крестителя, я буду увенчан короной из сверкающего лавра! — ответил поэт, зачарованно следивший за потоком света.
Наконец-то он мог завершить свою «Комедию»! Ведь перед ним раскрылся долгожданный облик Царствия Небесного!
— Такова Божья воля! И я запечатлею ее на пергаменте ради всеобщего просвещения.
Астролог пошатнулся.
— Но это же невозможно! — прохрипел он, приближаясь к Данте и бессмысленно шаря в воздухе руками словно для того, чтобы схватить и остановить лучи света. Поэт посторонился, чтобы и старец мог заглянуть в отверстие механизма.
Покачав головой, астролог собирался было наклониться к отверстию, но внезапно вскрикнул и отскочил в сторону, закрыв лицо руками с таким видом, словно от механизма изошло опалившее его пламя. Теперь вместо издевки у него на лице было неписано глубокое отчаяние.