— Можно подумать, что убийц было двое? — спросил его Чекко.
Данте покачал головой. Потом ему внезапно пришла в голову одна мысль. Он покосился на обнаженный труп, а потом стал оглядываться по сторонам.
— Где же его одежда?..
Они с Чекко стали искать и скоро нашли в одном из углов подвала плетеную корзину с залитой кровью одеждой.
Данте вытащил ее из корзины и стал ощупывать руками. Внезапно он нащупал что-то мягкое в одном из внутренних карманов. Это был сложенный лист бумаги. На нем стояли какие-то знаки: восьмиугольник с маленькими крестами в углах и короткая надпись «Templum lucis, haec area thesauri Federici».
— «Это храм света, ковчег сокровищ Фридриха», — перевел Данте.
Внезапно он заметил ниже короткую надпись на итальянском: «Здесь распахнутся ворота царства тьмы».
Храм! Свет! Сокровища! Те же слова, что и в загадочном послании!
Поэт вновь бросился изучать одежду убитого и убедился в том, что она сшита на восточный манер.
В бортовом журнале галеры говорилось о «заморских гостях». Может, этот труп действительно принадлежит человеку, убившему весь экипаж корабля?..
— Скажи мне, Чекко, зачем ты на самом деле приехал во Флоренцию? — спросил сиенца Данте.
— Меня привела к вам любовь! — воскликнул Чекко с обычной для него легкомысленной ухмылкой.
Данте раздраженно махнул рукой. Он прекрасно знал эту фразу, по которой узнавали друг друга приверженцы любви.
— Но и денег я тоже не прочь заработать! — добавил сиенец.
аспрощавшись с Чекко, Данте некоторое время стоял в нерешительности. Ему хотелось бы продолжить расследование преступления, но долг общественной службы требовал его возвращения в Сан Пьеро. Жаркий ветер поднимал с мостовой облака раскаленной пыли. Поэту запорошило глаза, и он двинулся через улицу, чтобы укрыться в тени на другой стороне. Внезапно у него за спиной закричали, Данте обернулся и едва успел выскочить из-под колес невесть откуда взявшейся повозки. Прижавшись к стене, поэт громко проклинал возницу, не обратившего на него ни малейшего внимания и продолжавшего погонять лошадей.
— Вас не задело, мессир? — спросил предупредивший Данте высокий старец в темных одеждах.
Прикрыв глаза от солнца ладонью, Данте попробовал разглядеть его лицо. Оказалось, что перед ним человек, которого хозяин постоялого двора назвал медиком Марчелло. Поэт тут же забыл про чуть не раздавившую его повозку.
— Благодарю вас за предупреждение, — сказал он, направившись к старцу. При этом у Данте возникло ощущение, что тот его здесь поджидал.
— Кажется, я вас знаю, — продолжил поэт и отвесил неглубокий поклон.
— Я тоже вас знаю, мессир Алигьери. Я слышал, что вы — великий поэт, — ответил старец и в свою очередь поклонился.
— Слава любого толка быстрее скорохода… А что привело вас сюда?
— Если вы меня знаете, вам известны и мои занятия. А занимаюсь я телесными недугами и движениями небесных тел, порождающими их и излечивающими. Сюда же я пришел потому, что направлялся в госпиталь, надеясь хоть что-то сделать для несчастного, умерщвленного под одной крышей со мной. Однако ему, кажется, уже ничем не поможешь…
— Совершенно верно. Он умер мгновенно. А вы его знали? Он был вашим другом?
Несколько мгновений Марчелло молчал, словно прикидывая, как лучше ответить.
— Все смертные на Земле в известном смысле знают друг друга, — наконец ответил он. — Все мы — люди, и значит — братья и сестры… Вот я и хотел проводить в последний путь одного из своих братьев.
— Но вы ведь знали его? — настаивал Данте.
Старец вновь замолчал, словно не в силах выразить то, что было у него на уме.
— Нет. Я его не знал. Я видел его лишь в тот короткий промежуток времени, когда мы вместе проживали на постоялом дворе. Но мне показалось, что он меня знает. Что он вообще…
— Что? Ну! Говорите! — подбодрил старца поэт.
— Что он нарочно поселился там, куда должен был приехать я. Казалось, он меня ждал, — пробормотал Марчелло.
— Как это так?
— Он вел себя как-то странно. Сразу стал очень доверительно со мной общаться. Все время задавал мне вопросы с таким видом, словно ждал ответных расспросов с моей стороны. Так же он общался и с Бернардо…
— С ученым?
— Убитый знал, чем занимается Бернардо, и вел с ним долгие разговоры о прошлом.
— И о чем же он говорил?
— Его очень интересовала жизнь императора Фридриха. Они рассуждали о том, бывал ли император во Флоренции. И о другом… Но теперь все равно слишком поздно.