— Подробнее?! — удивился Глотов.
— Да-да... — подтвердил кивком Салтыков.
Глотов заволновался:
— Я был у него всего три минуты. В обед зашел.
— Время?
— Минут пять второго... Я сказал ему, чтобы он оставил Татьяну в покое, или рожу набью.
— Сразу так и сказали? — опустил в чернильницу перо Салтыков.
— Нет. Там у него жилец какой-то был... Ну а когда он ушел, я и сказал.
— Что за жилец?
— Не знаю. В годах. Мордатый такой. И волосы на голове седой гривой. Он что-то в номере заменить хотел. А Попов сказал, что про это знает. Мол, администратор уже докладывала. А я сказал и ушел. Пальцем его не трогал.
— Где вы с ним разговаривали? — спросил Салтыков.
Глотов раздраженно ответил:
— В его кладовке под лестницей.
— Пожалуйста, вспомните, чем вы занимались вечером двадцать восьмого мая.
— До четырех дня я был в Компоме. Потом ездил на мельницу. Она инвалидов обслуживает. На мельнице пробыл часа полтора. На обратном пути взял билеты в кино «Гигант». На девятичасовой сеанс. Пришел домой. Мы с Татьяной поужинали. Потом пошли в кино. Вернулись в одиннадцать. Легли спать.
— Какой фильм смотрели?
— «Луч смерти».
— Кто может подтвердить, что, вернувшись из кино, вы никуда не уходили?
— Татьяна.
— А еще кто?
— Не знаю. Наверное, соседки. От них ничего не скроешь.
Сменин шел через зал тяжело, подав плечи вперед, и казалось, ресторанные столики сами собой раздвигаются на его пути, как вода перед кораблем. Убранные медью светильники скалились со стен индейскими масками, а на эстраде, за музыкантами, высвеченный красным и зеленым светом, гордо опирался на копье вождь племени с перьями вокруг головы и стеклянными серьгами в ушах.
— Вождя мы сделали из гипса. Владелец пожелал назвать ресторан «Эльдорадо», — рассказывала Виктория Каирову. — Мне пришлось читать книги о конкистадорах. Я узнала, что в 1526 году Писсаро, Альмагро и Луке заключили договор во имя бога-отца, бога-сына и святого духа и девы Марии... Они заключили так называемый договор трех конкистадоров об открытии и завоевании Перу...
Сменин не вертел головой, не искал никого глазами. Он вообще смотрел куда-то вверх, шагал раздольно, словно степью. Следовавший за ним Кузнецов, хотя и был тоньше, гибче, вне всякого сомнения, физически ощущал тесноту зала, хаотическую разбросанность столов, жесткость спинок стульев. Он двигался полубоком, подчеркнуто стараясь никого не задеть, не потревожить.
— Сохранилась легенда о том, как на берегу озера Тикикака однажды появились мужчина и женщина. Они были прекрасны и не очень похожи на диких, невежественных людей, обитавших тогда в Перу. Он был сыном Солнца. Она — дочерью Луны. Его звали Манко Капак, ее — Мама Ойльо.
Каиров не сомневался, что Сменин и Кузнецов подойдут к их столу. Виктория сидела спиной к залу. Она видела террасу за распахнутой зеркальной дверью и кусок ночи, темной и звездной, обтягивающей дверной проем, как картина подрамник.
— Манко Капак и Мама Ойльо были братом и сестрой. Но не только... Они были еще и мужем и женой.
— Разве такое бывает? — спросил Каиров и отхлебнул вина на бокала.
— Я верю в легенды.
— Правильно, Виктория Германовна... Легенды, в сущности, неписаная история. И может, более правдивая, чем та, которую пишут! — Сменин возвышался над столом, выдвигал стул уверенно, точно в собственном доме.
У Каирова создалось впечатление, что Кузнецов прятался за спиной Сменина. Нельзя сказать, что вид у кинооператора был смущенный или боязливый, однако бесцеремонность товарища, скорее всего, озадачивала его.
Каиров решил, что ему тоже не следует радоваться незваной паре, сдвинул в удивлении брови, колюче посмотрел на Викторию.
Только сев на стул, Сменин соизволил заметить Каирова:
— Приятная встреча... Мы же знакомы.
— Нет, — холодно возразил Каиров. — Мы лишь завтракали за одним столом.
— А теперь поужинаем... Если вы не возражаете?!
Не задумываясь Каиров хотел ответить, что возражает. Однако Виктория опередила его:
— Ужин носит деловой характер. Хозяйка за столом я. Прошу вас. — Последние слова относились к Кузнецову.
Он церемонно поклонился. Прежде чем сесть, посмотрел на рассерженного Каирова и незаметно мигнул Сменину.
— Можете ничего не говорить. — Виктория повернулась к Кузнецову. — Машину оформим как взятую напрокат. Вам придется оплачивать стоимость бензина. И кроме того, три рубля в час. Сюда входит амортизация транспорта и оплата моего труда как водителя.
— Между прочим, Александр Яковлевич, по официальным данным, — сказал Сменин, — средняя месячная зарплата рабочего Севкавжирмасло — 62 рубля 63 копейки, а в Севкавспирте — 37 рублей 91 копейка.
— Совкино — богатая организация, — беспечно улыбнулся Кузнецов. — Я согласен.
— Столь точные цифровые данные странно слышать из уст врача. — Виктория коротко, с прищуром, взглянула на Сменина. Потом обратилась к Каирову: — Надеюсь, Мирзо, вы будете джентльменом.
Каиров послушно кивнул и принялся наливать вино в бокалы.
— Этой весной моим пациентом оказался бухгалтер Краевого статуправления, — пояснил равнодушно Сменин. — Он был влюблен в цифры, как в женщину. Из общения с ним я, например, узнал, что в прошлом году добыча лесного материала по краю равнялась 120 тысячам кубических саженей, а нефти — 137 миллионов пудов, или 32% всей общереспубликанской добычи...
— Такие знакомства обогащают, — сказала Виктория, но сама, видимо, была уверена в обратном. Она вдруг потеряла к присутствующим интерес и смотрела в сторону кухни, где стенка как бы расступилась, образуя проход, похожий на щель.
Каиров тоже посмотрел туда. В проходе скрылся официант с подносом, на котором громоздилась посуда. Замаячил белым колпаком повар, несколько раз затянулся папиросой, выпустил дым в зал.
Виктория с сожалением сказала:
— Никогда не наблюдала проход в кухню с этой стороны. Можно сказать, местные «Ворота солнца»...
— Лучше ворота в рай, — пошутил Кузнецов.
Кухня была напротив него, и ему не требовалось поворачиваться, чтобы видеть, куда смотрят Виктория и Каиров.
— Нет! — возразила Виктория. — «Ворота солнца» — это памятник культуры древних перуанцев тиауанаку. Судя по описаниям, он гигантский, монолитный... Но ведь это «Эльдорадо» — только стилизация.
Сменин неподвижно смотрел на опустевшую бутылку, казалось, не замечая бокалов, наполненных вином. Виктория повернулась к столу, сказала:
— Давайте выпьем.
— Надо заказать еще, — предложил Сменин Кузнецову.
— Кто наш официант? — с готовностью спросил оператор.
— Все уже заказано, — успокоила Виктория. И подняла гордо подбородок, словно предоставила возможность полюбоваться своей шеей и ниткой жемчуга на ней.
Кузнецов великодушно заявил:
— Расходы оплачивает Совкино.
— Браво! — вкрадчиво сказала Виктория. — Если мужчина с размахом, это всегда приятно.
Она взяла бокал, пила вино с удовольствием. А когда выпила половину, подняла глаза на Каирова:
— Мирзо, почему бы вам не пригласить меня на танец?
Играли фокстрот. Площадка перед эстрадой была мала. И теснота свирепствовала такая, что, несмотря на быстрый темп, люди не танцевали, а только шевелились.
— Здесь хорошо зимой. Зал почти пуст. И возникает настроение и какой-то интерес... К жизни, к счастью.
Виктория прижималась к Каирову. Он чувствовал теплоту ее и запах волос.
— Вы недовольны, Мирзо?
— Зачем здесь эти люди? — спросил он почти ревниво.
— Это они должны задать подобный вопрос.
— Почему?