Выбрать главу

В старом мире он никогда не станет человеком.

Он навсегда обречен играть третьестепенные роли.

Так зачем же ему, Жоржу Дантону, яростному и могучему Дантону, любящему жизнь и успех, жадно рвущемуся к большой деятельности, зачем ему держаться за старое?..

Свобода!.. Вот его кредо отныне!..

Он пойдет с Лусталло и Демуленом.

Он покорится революции и возглавит ее!..

Тринадцатого июля наряду с другими агитаторами уже выступает и Жорж Дантон.

Он выступает как глашатай революции.

Его громовой голос слышен повсюду.

Именно в этот день его увидел и услышал в церкви Кордельеров адвокат Лаво, который был настолько потрясен неожиданной встречей, что запомнил ее на всю жизнь.

К утру 14 июля Париж был в руках восставшего народа.

Лишь мрачная громада Бастилии нависала над Сент-Антуанским предместьем, напоминая, что победа еще не завершена.

Страшная крепость-тюрьма была последним убежищем контрреволюционных сил в столице. Она оставалась важным стратегическим пунктом в руках реакции. Ее комендант заготовил большое количество пороха, рассчитывая в положенное время нанести удар труженикам Парижа.

Но удар нанесли сами парижане.

В четыре часа пополудни после решительного и жестокого штурма Бастилия была взята.

Падение Бастилии было высшей точкой славных июльских событий.

Четырнадцатое июля стало первым днем революции: в этот день абсолютная монархия получила незаживающую рану.

До этого королю и старому порядку противостояло лишь буржуазное Собрание. Ораторы Ассамблеи потеснили аристократов и заставили двор пойти на тактические уступки.

Но этот враг не был страшен абсолютизму.

С крупными буржуа, на худой конец, можно столковаться.

Другое дело — народ. Это был могучий, несокрушимый враг.

Народ еще верил в короля, как верил и в своих депутатов. Но революционный инстинкт народа указал ему правильный путь: на провокацию он ответил восстанием, на попытку возврата к старому — низвержением оплота абсолютизма.

И двор отступил — что же еще ему оставалось делать?

Король расшаркался перед Собранием и вернул Нек-кера. Верховная власть санкционировала первый шаг революции и молчаливо признала факт взятия парижанами своей главной цитадели.

В штурме Бастилии Жорж Дантон непосредственного участия не принимал.

И тем не менее этот день для него оказался решающим: он вступил в народную милицию дистрикта Кордельеров. Он стал капитаном гвардии Свободы.

А на Бастилию он все же пошел, пошел один на один.

Правда, случилось это уже сутки с лишним спустя после ее взятия…

Капитан Дантон проявляет себя

Темная безлунная ночь. Париж спит. Спит и поверженная Бастилия. Сон ее тяжел и мрачен. Ее огромные башни как бы осели и поникли. Словно каменная громада знает, что жить ей осталось недолго.

Вчера казематы тюрьмы расстались со своими жертвами.

А через несколько дней она и сама исчезнет, по воле народа ее разрушат, разнесут по камням, сровняют с землей. И на месте ее появятся столб и надпись: «Здесь танцуют!»

Но пока крепость еще жива.

Новые парижские власти поставили во главе Бастилии своего человека, зажиточного избирателя Сулеса, которому дан строгий приказ никого не пропускать и ждать дальнейших распоряжений.

Избиратель Сулее горд своей миссией.

Комендант Бастилии — это что-нибудь да значит! Всякого забулдыгу на такую должность не поставят. Это знак расположения Ратуши и залог большой карьеры в будущем.

И Сулее старался изо всех сил: расставлял и проверял караулы, распекал солдат, ревизовал пустые камеры, посылал и принимал депеши.

Он не имел ни минуты покоя.

Честно говоря, он так хлопотал и суетился еще и потому, что немного трусил.

Гражданин Сулее отнюдь не считал себя суеверным.

Но жить в Бастилии… Особенно ночью!..

Здесь каждый скрип леденит душу. Каждый шорох наводит на мрачные мысли. Кажется, страшные тени прошлого обступают тебя…

Сулее глянул в окно.

Слава богу, рассвет уже близок. Да, тюремные часы бьют три раза. Надо пройтись, осмотреть наружные стены.

Когда комендант, сопровождаемый ординарцем, освещавшим ему дорогу, обошел крепость и приблизился к подъемному мосту, он услышал шум голосов и стук копыт.

При свете фонаря Сулее увидел группу всадников человек в сорок. На кавалеристах были колеты народной милиции. Внимание Сулеса привлек крупный мужчина с густым голосом, находившийся впереди отряда. Он о чем-то разговаривал с другим, одноруким, видимо отдавая распоряжение. Однорукий подъехал прямо к коменданту.