Жирондисты, зная о слабостях нового заместителя прокурора, не скупились на авансы и посулы.
Перед выборами в Коммуну газета Бриссо оказала Дантону энергичную поддержку. Когда он был избран, Бриссо писал, что «…этот выбор делает честь здравому смыслу парижских граждан…».
Позднее товарищи Бриссо, рассчитывая сформировать свой кабинет, резервировали якобы для Дантона портфель министра юстиции или даже министра внутренних дел.
Мог ли он остаться к этому равнодушным?..
Дантон выступил в Якобинском клубе 16 декабря. Это было его первое и последнее выступление по вопросу о войне.
Он начал с горячего панегирика Бриссо.
Бриссо объявлялся «колоссом свободы».
– Мы ждем от этого человека огромных услуг обществу, – вещал Дантон, – и уверены, что он не обманет наших надежд…
Похвалив вожака Жиронды, оратор решил перейти к сути дела.
Здесь он был предельно краток и резюмировал свои мысли в весьма уклончивой форме:
– Если вопрос состоит в том, чтобы окончательно знать, будет ли война, я отвечу: да, фанфары войны протрубят…
Это для Бриссо. А дальше – для Робеспьера:
– Но, господа, вопрос о том, когда будет война. Не после ли того, как мы внимательно познакомимся с ситуацией и все взвесим, не после ли того, как установим все намерения исполнительной власти, которая нам предложит войну?..
Более отчетливо свою мысль оратор не развернул. Намекнув Робеспьеру на возможность поддержки, он на деле не собирался оказывать этой поддержки ни в коей мере. Он кончил и удовлетворенный спустился с трибуны. Были ли удовлетворены те двое, ради которых произносилась сия «речь»? Они никак не высказались по этому поводу, но за них ответило будущее. В своих дипломатических комбинациях Жорж Дантон слишком часто забывал, что человек, садящийся между двумя стульями, рискует очутиться на полу…
После этого, со второй половины декабря до начала марта, Дантон молчит. В лучшем случае он ограничивается короткими репликами в дебатах по второстепенным вопросам.
– Я не агитатор, – оправдывался он позднее, говоря о своем «довольно тяжелом» молчании.
Он бесстрастно взирает на то, как Робеспьер задыхается в неравной борьбе с жирондистами: ведь теперь Неподкупный совсем один, ибо его верный союзник Марат, затравленный властями, вынужден покинуть столицу…
Тщетно осыпаемый бранью и клеветой, изнемогающий Робеспьер будет искать взглядом то место на скамьях клуба, где сидел обычно Дантон. Он не увидит запавших глазок титана. Нет, он не встретит поддержки.
Жоржа Дантона интересует сейчас совсем не Робеспьер.
Его внимание приковано к бриссотинцам.
Ну и ловкачи же они, однако! Как Сумели одурачить народ, как тонко ему льстят и подыгрываются под его настроения! И как добиваются своих целей! Нет, фельянам и двору перед ними определенно не устоять!..
И впрямь, фельяны и двор не могут устоять. Начинаются переговоры. Король согласен составить министерство из «патриотов», то есть друзей Бриссо.
Дантон ждет.
Ура!.. Цель достигнута: фельяны уходят в отставку и новый кабинет сформирован!..
Но что это?!. В новом кабинете оказываются все запланированные кандидаты, за исключением… Бриссо и Дантона!..
Что до Бриссо, то он удовлетворенно потирает руки и даже не пытается скрыть свою радость. Он, собственно, и не метил в министры! Для чего ему ненужная ответственность, когда и так вся власть сосредоточена в его руках: ведь новые министры – его ставленники!..
А вот Жорж Дантон действительно оказался ни с чем. Его поманили, использовали и оттолкнули.
Ибо Дантон как министр при сложившихся порядках никому не был угоден. Двор его презирал, фельяны – ненавидели, жирондисты – боялись. Прожженные дельцы, пробившиеся к власти путем интриг, опасались другого, слишком известного в прошлом комбинатора, не принадлежавшего к тому же к их кругу.
История повторилась. Дантон, не сумевший столковаться с «людьми восемьдесят девятого года», не внушил доверия и их наследникам.
В ярости трибун проклинает свою «дипломатию». Как же он глупо попался на их приманку, как сразу не понял, с кем вступил в сговор! И, пылая жаждой мести, Жорж Дантон протягивает обе руки тому человеку, которого всего лишь несколько дней назад он так старательно не замечал.
Пусть он опоздал. Пускай войну предотвратить невозможно. Все равно, теперь он пойдет с Робеспьером, только с Робеспьером, ибо Неподкупный призван сорвать все маски и поднять народ на решающий штурм, а ему, Дантону, теперь может помочь лишь народ!
Жирондистское министерство утвердилось в марте.
Двадцатого апреля была объявлена война…
А 10 мая в Якобинском клубе Жорж Дантон впервые ясно и недвусмысленно встал на защиту Максимилиана Робеспьера.
Он обрушил всю мощь своего голоса на головы недавних союзников. Он выявил их «низкую зависть и все вреднейшие страсти». Он предсказывал, что уже не за горами время, «…когда придется метать громы и молнии в тех, кто три месяца нападает на освященного всею революцией добродетельного человека».
Так волею обстоятельств вопрос «Бриссо или Робеспьер?» разрешился для Жоржа в пользу Робеспьера.
На ближайшее время Дантон прочно связал свою судьбу с революционными демократами. А жирондисты на пороге своего могущества сделали первый крупный просчет, который им в будущем очень дорого обошелся.
Перед штурмом
Эта весна была временем великих обманов и великих разочарований. Всем казалось, что они надувают друг друга, но каждый обманщик, в свою очередь, неизменно попадал впросак.
Жирондисты водили за нос Дантона и были уверены, что околпачивают короля.
Король и фельяны втайне смеялись над жирондистами и думали, что используют их доверчивость.
Одураченный Дантон сначала морочил Робеспьера, а затем изрыгал проклятия на головы поймавших его провокаторов.
И все вместе считали, что обманывают и используют народ.
Однако народ, который действительно слишком долгое время служил разменной монетой в грязных политических комбинациях, отнюдь не был столь наивен и долготерпелив, как рассчитывали все его «благодетели». Терпение народа истощалось, и он вопреки всем и всему готовился к великому штурму.
Вместе с народом были те, кто никого не желал обманывать, кто, невзирая на опасности и лишения, не уставал разъяснять истину и указывать прямую дорогу революции, подлинные вожди масс, – Марат и Робеспьер.
Их триумф был впереди.
И этого триумфа теперь всеми силами жаждал Жорж Дантон, человек с сомнительным прошлым и не менее сомнительным будущим, трибун, смотревший на трибуну как на средство к успеху, но готовый также на какой-то срок отдать весь свой ум и пыл революции.
Война не оправдала связанных с нею надежд.
Как и предвидел Неподкупный, она отнюдь не стала воскресной прогулкой под звуки труб и литавр.
Жирондисты, разжигая всеобщий патриотизм, кричали о победном марше по Европе; согласно их прогнозам, революционеров, несущих свободу, должны были встретить признательность и поддержка угнетенных народов.
В действительности их встретили штыки и пули.
После первых коротких успехов по всей линии фронта началось беспорядочное отступление, причем французские войска зачастую отходили, даже не придя в соприкосновение с противником.
Робеспьер и Марат были правы. Франция показала полную неподготовленность к войне.
Генералы во главе с Лафайетом творили измену. Стратегические планы французского штаба были выданы австрийцам еще накануне войны. Кадровая армия оставалась в руках бывших дворян-офицеров. Подлинно революционные и патриотически настроенные формирования добровольцев нарочно не обучались и не вводились в строй.
Если Франция на первых порах избежала вторжения и разгрома, то лишь потому, что в стане союзников долго царили раздоры и генеральные штабы Австрии и Пруссии никак не могли скоординировать своих действий.