Глава восьмая
29 июля 1928 года, полночь
Было хорошо, что у меня возникла идея пойти к Осборну, потому что я думал, что бездельники, которые там были и сильно давили на Сэри, пытаясь трахнуть её против её воли, могли устроить что угодно, всё могло прийти в их грязные головы. Но прежде, чем они получили своё, я выполнил одно из Огненных заклинаний, которое выучил, произнося новейшие пнакотические строфы, которые соответствовали параграфу 1106 на Аль-Азифе, которые мой дед передал мне. Это сработало лучше, чем когда-либо, что говорит мне о том, что я использую правильные интонации. Мне было приятно видеть, что эти мужчины получают то, что с ними происходит. Но всё ушло на второй план, потому что после того, как она снова надела чёрное платье, Сэри взяла меня за руку. Было здорово, и это заставило меня почувствовать, чего у меня никогда не было, что моё сознание такое просветлённое, такое ясное. Как бы то ни было, она спросила меня, магия ли то, что я использовал на тех мужчинах, но я просто как бы не стал касаться этой темы. Не знаю, как она себя почувствовала бы, если бы я ей всё рассказал. Что касается этих бездельников, я смеюсь про себя. Они будут болеть несколько дней, но я не думаю, что они больше будут беспокоить Сэри.
Мы пошли домой, и Сэри спрашивала меня об исчезновениях людей, потому что она подслушала, что те мужчины подразумевали, что это был я. Я не солгал сейчас, я просто сказал ей, что не крал девочек Фарра, мальчика Лоуза или эту дерьмовую девочку Бишопа. «Никогда не трогал их», - сказал я Сэри, и это правда, потому что это сделало то, что было в воздухе, а не я. Думаю, это была маленькая ложь, но что я ещё мог сказать? В любом случае она согласна с тем, что никто из них не был хорошим. Сёстры Фарр были воришками чистой воды, как сказал дедушка, а мальчик Лоуза и Келли Бишоп клеветали на людей и обзывали их прямо в лицо, и меня в том числе. Я никогда не отдавал Древним порядочных людей, но хороших людей здесь и так немного. «Такие люди пойдут лучше всего в чрево Йог-Сотота, - так много раз повторял дедушка. - Они не годны даже для того, чтобы убирать моё дерьмо».
Стало уже темнеть, когда мы вернулись в сарай для инструментов, затем мы с Сэри съели кучу леденцов, и она сказала мне, что ей очень понравилось. Она ещё раз поблагодарила меня за платье моей матери и за помощь ей в магазине Обсорна, а также за мальчишку Хатчинса, за то, что накормил её и всё такое, но потом я почувствовал себя подавленным, когда она сказала мне: «Знаешь, Уилбур, я думаю, я лучше пойду. Я трачу достаточно твоего времени и щедрости». Поэтому я занервничал и сказал ей: «Не надо уходить, мне было приятно что-то сделать для тебя». Она сказала мне, что не хотела бы уходить, но боялась, что она будет доставлять мне неудобства, а я уверил её, что это не так. «Я очень хотел бы, чтобы ты осталась», - сказал я, но почувствовал себя глупо, сказав это, потому что почему такая красивая девушка, как Сэри, захочет остаться со мной? Но она подошла и снова взяла меня за руку, от чего я совсем потерял сознание, и она улыбнулась на секунду, но затем посмотрела вниз и сказала, как будто у неё на сердце было что-то не так: «Уилбур, я должна быть честной, и я смотрю, ты знаешь уже, но у меня нет ни образования, ни навыков работы, так что... ну, я должна продавать себя мужчинам за деньги. Поверь, я пыталась, но другого выхода не нашла. Мне как бы стыдно, но для меня больше ничего нет». Конечно, я уже знал это и хотел успокоить её, поэтому сказал ей в ответ: «Сэри, сейчас плохие времена, не только здесь, а везде. Едва ли можно заработать деньги. Неважно, что люди могут делать, чтобы у них была одежда и еда в желудке, пока это никому не причинит вреда, по крайней мере, не повредит порядочным людям. И сейчас, когда девушке нужно продавать себя за деньги, я не нахожу в этом ничего плохого. Мой дед всегда говорил мне, что судить о людях нехорошо, если мы сначала сами не примерим их обувь». Кажется, ей не терпелось услышать, что я об этом думаю, потому что по её лицу я видел, что от моих слов было снято большое бремя. Затем я сказал ещё: «Но тебе не нужно уходить отсюда сейчас, просто чтобы заработать деньги». Я не чувствовал себя вправе говорить, что мне не нравится, что она зарабатывает деньги таким образом. Это не моё дело. Но я сказал ей подождать здесь минутку, вышел из сарая и побежал прямо к маленькому семейному кладбищу, окружённому старым железным забором. Я шёл прямо к большому старому плоскому надгробию моего великого прапрадедушки Сайласа Уэйтли. К ясеню, который растёт совсем рядом, дедушка прибил деревянную планку, выпиленную из старого Висячего дуба, который раньше стоял на городской площади, и вырезал на ней слова Пнакотика, которые создают то, что он называл Заклинанием Невидимости. Итак, старый камень Сайласа Уэйтли был почти таким же большим, как крышка гроба, и тяжелее, чем могло поднять большинство людей поблизости, и даже если бы они могли это сделать, дедушка знал, что они никогда не попробовали бы из-за того, насколько суеверны данвичцы, и не осмелились бы вторгнуться на неосвящённое кладбище - это было бы к худшей неудаче - и особенно с тех пор, как прапрадедушка Сайлас был осуждён тем, что можно назвать судебным приказом и повешен за колдовство в 1749 году, и люди в округе до глубины души верили, что если вы придёте на могилу осуждённого чернокнижника, будете прокляты вы и вся ваша семья тоже. Вот почему дедушка положил всё золото Уэйтли под этот большой плоский камень; но он всё равно знал, что не может рисковать. Вот почему он применил Заклинание Невидимости, потому что оно делает так, что любой, кто сможет поднять камень, не сможет увидеть там золото. Сначала я поднял камень без проблем, так как я сильнее всех, и, конечно, не увидел ничего, кроме скелета великого прапрадеда Сайласа, но затем я обратил свой взор на слова на деревянной планке, чтобы разблокировать Заклинание Невидимости, и вот - этот гроб был набит монетами и золотыми самородками. Скелет прапрадеда был почти весь покрыт ими. Также там, в металлической коробке, находилась моя собственная папка, которая лежала там годами, в которой хранятся все самые важные страницы «Некрономикона», Ремингиуса и Акло-н-Элтдауна, которые я перевожу на английский, поэтому тот, кто придёт после меня, выиграет в борьбе со временем. Кроме того, по той же причине я записываю в свой дневник страницы и в незашифрованном виде. Но в любом случае я взял несколько золотых монет, затем вернул камень в исходное положение и наложил обратно заклинание. Я уже собирался пойти к сараю с инструментами, но в раздумье остановился возле кривого куста. Забавно, как навязчивая фантазия может захватить человека, но, видите ли, я был настолько полон хороших чувств к Сэри, что пошёл в кусты, чтобы снова сделать это, мой разум был полон мыслей о том, каково это - заниматься с ней любовью. Я закончил, и, чёрт возьми, я потерял СЧЁТ тому, сколько раз я делал это только сегодня, и эта чёртова куча моего семени была больше, чем коровья лепёшка. Но вот я вернулся в сарай и поспешно отдал Сэри одну из старых золотых монет и сказал: «Вот, возьми немного денег, чтобы тебе не приходилось делать эти дела с мужчинами, которые тебе обычно не нравятся. Мне будет приятно, если ты останешься здесь столько, сколько захочешь. Я не буду никак тебя беспокоить, и ты можешь пойти и делать то, что хочешь - просто будь собой - а я буду здесь в основном писать и готовиться к моей следующей поездке в Мискатоник, о чём, как мне кажется, я уже говорил тебе». Она стояла там, что-то странно думала и смотрела немного глупо на эту монету, которая, я думаю, стоила больше, чем она зарабатывает за месяц продажи себя. Похоже, она ХОТЕЛА взять её, но начала волноваться, потом её плечи опустились, и она сказала мне: «Уилбур, я не могу взять эти деньги, это было бы неправильно. Ты уже и так проявил немало своей доброй воли, и мне не нравится идея брать деньги, которых у меня не было». «Нет, просто возьми это, потому что мне это не нужно, а тебе это нужно, и, честно говоря, я не заработал их, это моего деда.» А потом я сказал, что она может отработать их, выполняя работу по дому и тому подобное, хотя я бы никогда не заставил её делать работу по дому, а потом я сказал: «Сейчас уже темно, и у тебя будут проблемы, если ты пойдёшь домой в темноте из-за всех этих негодяев». И мне пришла в голову идея, может быть, сменить тему разговора и отвлечься от мыслей, и я продолжил: «Кстати, а где ты живешь?» Она снова села на койку, теребя золотую монету, и, к моему удивлению, сказала мне: «Мне действительно негде жить сейчас, последние пару лет. В основном я спала под крытыми мостами или в старых подвалах в хорошую погоду, а зимой были мужчины, которые...» Она перестала говорить, но я знаю, что она собиралась сказать, что некоторые мужчины, которые платили, чтобы трахнуть её, позволяли ей спать с ними или в их сараях или домах и тому подобное. Затем я просто продолжил говорить, чтобы отвлечь её разум, и сказал: «Так я понимаю, что твои родственники больше не живут здесь или, может быть, умерли, как моя мама и дедушка?» Я закусил свою губу, говоря это, опасаясь, что, может быть, её родители ужасно погибли или что-то в этом роде, но она просто сказала, как б