Дао де Дзин

И все же я понял, где истина. Эти "радость" и "знание" -- не те радость и знание, о которых говорили древние. Радоваться без повода и знать без умысла -- вот подлинная радость и подлинное знание. И тогда не будет ничего, что бы тебя не радовало, чего бы ты не знал, чего бы не свершил. К чему отбрасывать "Песни" и "Предания", ритуалы и музыку? Зачем искать что-то им на замену?

Янь Юань повернулся лицом к северу, поклонился и сказал:

-- Я тоже это постиг.

Он вышел и рассказал Цзы-Гуну, и Цзы-Гун был очень изумлен.

Он вернулся к себе домой и семь дней подряд размышлял так усердно, что не мог ни спать, ни есть, и кости стали выпирать у него из кожи. Янь Юань еще раз пришел к нему с разъяснениями. Тогда Цзы-Гун вернулся к Конфуцию и до конца своей жизни не переставал играть на лютне и декламировать книги.

Вельможа из царства Чэнь, находясь с визитом в Лу, устроил доверительную встречу с Шусунем.

-- В нашем царстве есть мудрец, -- сказал Шусунь.

-- Вы, вероятно, говорите о Конфуции? -- спросил гость.

-- Да, о нем.

-- А откуда известно, что он мудрец?

-- Я слышал от Янь Юаня, что Конфуций может отринуть разум и жить телом.

-- В нашем царстве тоже есть мудрец, вы знаете об этом?

-- О каком мудреце вы говорите?

-- У нас есть ученик Лао-цзы, которого зовут Гуан Чэн-цзы. Он постиг Путь Лао-цзы и умеет смотреть ушами и слушать глазами.

Когда правитель Лу прослышал об этом мудреце, он очень удивился и послал знатного сановника с наказом привезти его со всеми почестями в Лу. В скором времени Гуан Чэн-цзы прибыл к его двору, и луский царь в самых вежливых выражениях стал расспрашивать гостя о его способностях.

-- Вам доложили неверно, -- ответил Гуан Чэн-цзы. -- Я могу видеть и слышать, не пользуясь глазами и ушами, но я не могу изменить назначение глаз и ушей.

-- Но это еще более удивительно. В чем же заключается ваш Путь? Мне не терпится услышать.

-- Мое тело едино с моими мыслями, мои мысли едины с моей жизненной энергией, моя энергия едина с духом, а мой дух един с Небытием. Любое самое малое явление, любой самый слабый звук внятны мне независимо от того, случаются ли они за пределами Восьми пустынь или прямо под моим носом. Однако ж мне неведомо, воспринимаю ли я их своими органами чувств и конечностями, или я постигаю их сердцем и внутренними органами. Это знание возникает само собой -- и только.

Правитель Лу был очень доволен. На следующий день он рассказал об этом Конфуцию, а тот улыбнулся и ничего не сказал.

Первый советник царства Сун навестил Конфуция и спросил его:

-- Вы мудрец?

-- Как я могу назвать себя мудрецом? Я просто человек, который много учился и имеет обширные познания.

-- А были ли мудрецами Три Царя [32]?

-- Три Царя умели пользоваться знаниями и отвагой, а были ли они мудрецами -- того я не ведаю.

-- А были ли мудрецами Пятеро Владык?

-- Пятеро Владык умели применять человечность и долг, а были ли они мудрецами -- того я не ведаю.

-- Тогда были ли мудрецами Трое Высочайших Властителей?

-- Трое Высочайших Властителей умели пользоваться обстоятельствами времени, а были ли они мудрецами -- того я не ведаю.

-- Кого же, по-вашему, можно назвать мудрецом? -- спросил в недоумении первый советник.

Конфуций изменился в лице и сказал:

-- Среди людей в Западном крае есть настоящий мудрец. Он не управляет -- а в мире нет беспорядка. Не говорит -- а ему доверяют. Не воспитывает -а его слушаются беспрекословно. Он столь велик, что никто даже не может прославить его. Я догадываюсь, что он воистину мудр, но не знаю, прав ли я в своей догадке [33].

Тут первый советник подумал про себя: "Конфуций меня дурачит!"

Цзы-Ся спросил Конфуция:

-- Что за человек Янь Юань?

-- В человечности он превосходит меня.

-- А что за человек Цзы-Гун?

-- В красноречии он превосходит меня.

-- А Цзы-Лу?

-- В храбрости он превосходит меня.

-- А Цзы-Чжан?

-- У него манеры лучше, чем у меня.

Тут Цзы-Ся поднялся со своего сиденья и спросил:

-- Но тогда почему эти четверо прислуживают вам?

-- Сядь, я скажу тебе. Янь Юань может быть человечным, но не может укротить свою доброту, когда это необходимо. Цзы-Гун может быть красноречив, но не может придержать свой язык, когда это необходимо. Цзы-Лу может быть храбрым, но не умеет беречь себя. Цзы-Чжан может быть величав по виду, но не может держаться дружески в компании. Даже если бы я мог приобрести достоинства всех четверых в обмен на мои собственные, я бы не сделал этого.

После того как Ле-цзы обучился у Ху-цзы и сдружился с Бохунем-Безвестным, он поселился в Южном Предместье. Множество людей, желавших стать его учениками, поселились поблизости. Число их росло с каждым днем, так что их и сосчитать не успевали. Однако Ле-цзы все полагал, что их недостаточно, и каждый день затевал с ними споры, выслушивая доводы каждого. Двадцать лет прожил он по соседству с Наньго-цзы, но они не ходили друг к другу в гости, а встречаясь на улице, делали вид, что не замечают друг друга. Ученики же думали, что между ними существует вражда.

Однажды какой-то пришелец из царства Чу спросил Ле-цзы: "Почему вы, уважаемый, и Наньго-цзы чуждаетесь друг друга?"

-- У Наньго-цзы лицо полное, а вот ум пустой, -- ответил Ле-цзы. -- Его глаза ничего не видят, его уши ничего не слышат, его рот ничего не говорит, его поза никогда не меняется. О чем мне с ним говорить? Однако ж я готов пойти вместе с вами поглядеть на него.