Потом все сразу исчезло — и аут, и этот загадочный выход-вход неизвестно куда. Осталась чистая стена. Страхов подумал было, что померещилось, если бы… Если бы аут на миг не обернулась перед исчезновением и… не улыбнулась ему, Страхову!
Эта обжигающая сознание улыбка была ему знакома… Она же… Он видел эту улыбку час назад. Он видел эту девушку посреди дороги!
Страхов подался назад.
— Что там? — донесся шепот Бориса.
— Ничего… — отмахнулся Страхов. — Показалось…
И вообще, ни одного аута не должно быть в этой зоне уже десять минут! Ни одного!
— «Укрывай себя, развивай огонь», — пробормотал Страхов.
Все поднялись на ноги.
— Что? — удивился Борис.
— Они уже здесь, я уверен. Надо менять тактику… Нужна новая тактика, иначе нам конец, — пробормотал Страхов, еще сам толком не понимая, что говорит, и не в силах справиться с тем, что вновь тонет… тонет в воспоминаниях.
Эта цитата, которую он пробормотал автоматически, как под гипнозом… Она была «ключом». Реальность явно изменялась. Но с какой «точки»? Неужели с момента, когда обнаружилось, что патронов в магазине нет… и не было?! Значит, он добился-таки своего — и это началось?!
У Страхова перехватило дыхание.
День начинался до боли оптимистично. Посреди своего дома он шел с Анной, обняв ее за плечи, через сосновую рощу. Солнце уже слепило прямо в глаза, сосновые чешуйки в кронах сквозили золотистым сиянием, пахло свежей, разогретой смолкой, трава сверкала росой, там и сям белели цветки земляники.
…Но, словно в констелляции «Инь-Янь», в самом средоточии белого совершенства, полностью заполнившего это утро, была проколота «черная дырка». Будь день пасмурным и явно грозившим трудностями, — тогда бы, напротив, в средоточии черноты, сияла бы ярко и выпукло белая звезда. Так уж — вполне равновесно — было устроено с давних пор настроение-восприятие Страхова, достигнутое путем тренировок. И сегодня утром, идя в душ в обнимку с Анной, он не придал крохотной «черной дырочке» в своем душевном состоянии никакого особого значения. Эта дырка еще не была предчувствием.
Предчувствие возникло позже… Да, позже.
Сегодня на завтрак, как и накануне, как и почти всегда, он заказал себе два блина с черной икрой, свое любимое утреннее лакомство. Эта пагубная привычка — триумфально-ритуальное поедание черной икры куда чаще, чем раз в месяц, — обходилась Страхову недешево. ООН включило черную икру в реестр продуктов, производство и потребление которых, по правилам Равновесия, было строго ограничено для всех креаторов, независимо от доходов. Вместе с тигровыми креветками, омарами, некоторыми сортами риса, солеными огурцами, яблоками сорта антоновка и еще полусотней деликатесных объектов. Но Страхов легко мирился с чувствительным ограничением не только при распоряжении кредитными средствами, но и, по Равновесию, — в запрете приобретения и получения в подарок предметов некоторых редких, престижных марок — скажем, часов Bouvet-Zarya, всех моделей джинсов Bejing-Wrangler, автомобилей Cabo Verde и еще дюжины наименований. Он слишком любил черную икру. Лиза над ним посмеивалась по утрам… Теперь посмеивалась Анна, глядя то в его тарелку, то в его слегка осоловевшие на время завтрака глаза.
Потом она поцеловала Страхова в висок и так, в полураспахнутом халатике на голое тело, — мол, запомни, что сегодня самое лучшее уже случилось полчаса назад, — отпустила его бравым офисным жучком, запакованным в костюм B&B (Boss-Bolschevitchka) в капсулу персонального лифта, на которую Страхов тоже имел право как человек, отказавшийся от наземного периметра.
Еще четверть часа прошло в привычном чередовании условных рефлексов и внешних раздражителей.
В гараже он сразу поставил свой Спайкер XY на автопилот и набрал код доступа на верхнюю, седьмую эстакаду Северного Радиуса. Включил параллельно пару классических мелодий, подходящих для такого хорошего утра — Малера и Шарпантье. Достигнутый Страховым информационный уровень позволял ему без напряжения воспринимать еще пару-тройку симфоний и концертов, а заодно полдюжины эстрадных треков. Потом, вслед за музыкой, он запустил персональный пакет новостных каналов.
Через двадцать секунд его Спайкер выскочил на седьмую радугу-дугу, пересекавшую московское небо.
Ничего нового в мире не происходило. Котировки рекламных рейтингов на крупнейших биржах почти не изменились. Нью-Йоркский индекс Интербренд понизился на доли процента, а Паназиатский бренд-индекс вырос в Шанхае не настолько, чтобы с Востока засиял новый свет. Впрочем, если бы не лень — возраст уже дает о себе знать! — и не слишком плотный график проектов, можно было бы подкинуть в нью-йоркский филиал «Небесной стены» пару новых идей.