— Ты должна знать, Дро, он в нее не стрелял, — сказала она.
— А кто же?! — сделала большие глаза Дрозофила.
— В нее стреляла любовь, — мощно изрекла Фатима Обилич.
Дрозофила непонимающе, а потому оборонительно улыбнулась:
— Это что, цитата из Шекспира?
— Не обижайся, Дро… — сказала Обилич. — Ты это сама должна понять. И когда ты это поймешь — а такой момент когда-нибудь наступит — ты станешь гораздо сильнее меня… А теперь тебе придется мне помочь. Только пока больше ни о чем не спрашивай. Просто делай — и все… если сможешь.
Она набрала следующий код, и все щупальца раскрутились и убрались. Тело повисло в геле, покачиваясь. Фатима Обилич, перегнувшись через изголовье, быстро опустила руки в жутко холодный гель, подхватила китаянку под мышки и рывком подняла из саркофага. Руки ломило от вязкого холода.
— Вынимай ее за ноги! — скомандовала она. — Только быстро, а то руки онемеют!
С перекошенным лицом Дрозофила выполнила приказ.
— Отпускай! — велела Фатима Обилич.
Голые ступни шлепнулись об пол, и вся китаянка чуть не выскользнула из рук Фатимы Обилич на пол, вправду как холодная скользкая рыба. Смертельный холод передавался от нее…
Фатима Обилич потащила китаянку к пульту.
Дрозофила была бледнее китаянки, хоть и сама держалась на ногах.
— Почему ее нельзя было сначала разбудить?! — сиплым голосом повозмущалась она.
— Нельзя, Дро, нельзя, — медленно, но верно холодея, ответила Фатима Обилич. — Если ее разбудить, она откажется делать то, что я ей прикажу. Она нанесет повреждения своей рабочей руке — и тогда все, конец, мы его уже не найдем.
— А заставить? Нас же двое! — выступила Дрозофила.
— Вин Чун… Второй дан, — сообщила Фатима Обилич. — Она успеет положить нас обеих… Ты сможешь подержать ее, как я? — Фатима Обилич посмотрела в глаза Дрозофиле и поняла, что та не сможет. — Хорошо, просто приложи ее ладонь, когда я скажу, и держи так.
И она повалила китаянку ничком прямо на пульт.
— Давай! — приказала она Дрозофиле. — Прямо на рабочую зону.
Дрозофила взяла двумя руками — за запястье и за кисть — маленькую руку китаянки и приложила к рабочей зоне. И тут же сама почти легла на пульт ничком — ее стало рвать. Белесая жижа с кусочками экзотических фруктов разлилась в стороны, потекла вниз по операционным квадратикам рабочих зон.
— Держи! Только держи! — закричала Фатима Обилич.
«Сейчас тут встанут все мертвецы, — обреченно подумала она. — Все мертвецы встанут судить нас… Все мертвецы…»
Реальность началась с запаха сосны, опускавшегося сверху, и запаха палой хвои, которым тянуло снизу.
Страхов потянул носом, глубоко вздохнул, открыл глаза и увидел над собой ветки невысоких сосен, а за ними высокое лазурное небо. Было хорошо.
Сон так не мог начинаться. Только реальность может начинаться с запаха, вслед за которым проявляется объемное изображение… А реальность сейчас превыше всего…
Страхов повернул голову сначала налево, потом направо. Шея была как деревянная, отозвалась тупой болью.
Первый радиус восприятия охватил пространство саркофага, из которого был откачен гель. Страхов взялся за его край и попытался приподняться, чтобы охватить взглядом следующий радиус реальности, но тело оказалось как неподъемная железная болванка. Он снова бухнулся на спину, но не отчаялся, а решил подышать и позже повторить попытку.
И вдруг над ним склонилась женщина. Если бы она была блондинкой с голубыми или даже золотистыми глазами, Страхов допустил бы, что это ангел. Ангел в ослепительно белых одеждах… пусть и со звездочками Sotechso на френче. «Ангелы — это ведь аутсорсинг спасения душ», — подумал Страхов… Но она была брюнеткой. Брюнеткой с темно-карими глазами. Женщина лет сорока с идеально правильным, красивым, чуть продолговатым лицом балканского типа. С короткой, очень равномерной стрижкой без пробора.
— Добро пожаловать в чистилище, — сказала она с легким, позванивающим акцентом, после чего стремительным движением приставила к плечу Страхова какую-то штучку.
Штучка ужалила, но не больно — и от плеча по всему телу сразу стало разливаться тепло.
— Это вроде чашечки кофе утром в постель, — сказала женщина. — А до настоящего кофе дотянитесь сами. Одежда в вертолете. Только не делайте рывков. Двигайтесь в щадящем режиме.