Уже догадываясь каким-то чувством, кого я увижу за рулём, я сделал ещё два шага и чуть не заорал от неожиданности. И не потому, что сквозь боковое стекло на меня мутным взглядом смотрел тот самый Баев, которого я встретил в ночном клубе вместе с Гоцманом и который чуть было не переехал меня той же ночью, а сегодня, судя по словам Юрика, тусовался непонятно с какими целями в аэропорту. А потому что — это был другой Баев! Нет, у него была всё та же блинообразная морда с оттопыренными губами, которой он напугал меня ещё при первой встрече. Но теперь вместо морщин она была сплошь покрыта вулканическими прыщами. Волосы были по-прежнему зачёсаны назад, как у итальянского мафиози, но теперь они были существенно гуще, чем у оригинала. Короче — этакая отреставрированная и помолодевшая лет на двадцать версия.
Несколько секунд мы молча взирали друг на друга. Затем боковое стекло с жужжанием опустилось и Баев заговорил. Голос у него тоже стал другой, высокий, но ломающийся как у подростка.
— Это ты тут свою таратайку поставил? — требовательно спросил он.
— Какую ещё таратайку? — от удивления я даже забыл, что стою в лёгкой одежде на двадцатипятиградусном морозе.
— Какую, какую — передразнил меня трансформировавшийся упырь, — эту!
Он капризно вытянул палец, указывая на автомобиль майора Димы, преграждавший внедорожнику выезд.
Я перевёл дух, постепенно начиная приходить в себя. Ну, мало ли какие чудеса случаются в природе? Может, ему пластическую операцию по всей морде сделали. Хотя, операцию? За две-то недели?
— Это не моя машина, — сказал я и присмотрелся к нему внимательнее.
Может это не Баев? Да нет, он. Как выразился дворник Фёдор из вечной книги Михал Афанасьича: «он самый, только сволочь, опять оброс», или как в нашем случае — помолодел. Странно, а почему он тогда меня не узнаёт?
Упырь выругался тонким голосом в адрес отсутствующего водителя паркетника, но меня по-прежнему узнавать не хотел. И даже как-то наоборот, немного смутился под моим пронзающим взглядом, отвернулся в сторону и нервно забарабанил костяшками пальцев по пластиковой обивке салона своей машины.
— Ну, чего надо-то? — вдруг заныл он и снова посмотрел не меня, — ну, что, хотел-то?
Я опомнился и увидел, что зачем-то стою неодетый на морозе перед чужой машиной и что спрашивать мне этого упыря собственно и не о чем. «Это не вы ли случайно, постаревший в два раза сидели в ночном клубе «Эгоист?»». Вот, бред!
— Ничего, ничего. Это я обознался, — сказал я, и осторожно, стараясь не поскользнуться на обледенелых ступенях, устремился обратно в тёплый технопарк. «Надо будет Гоцмана попытать», — решил я, — «может он знает разгадку этой страшной тайны».
По дороге в родные края я решил позвонить Диме, чтобы сообщить ему об ожидающем его неприятном сюрпризе, но вспомнил, что оставил свой телефон на столе в своём кабинете.
В конторе, Саши не оказалось. Трубку телефона он тоже не брал. Я выругался и послал Онучкину на поиски своего пропавшего подчинённого. Сам я самостоятельно сварил себе кофе (ну, что поделать, у меня же не две секретарши) и позвонил Полусекову.
— Дима, — сказал я, когда он ответил на вызов, — ты долго будешь инкубаторы ещё покупать? Там паренёк на машине, которую ты подпёр, тебя ищет.
— Да, я уже отъехал давно, — радостно захохотал майор вневедомственной охраны, — этот мужик на меня начал пальцы гнуть, а я ему свою ксиву показал, так он заглох сразу же.
— Мужик? — переспросил я, вспомнив юношеские прыщи упыря, — там разве мужик был?
— Ну, такой пропитой лысоватый, лет сорока, — подтвердил Дима, — похож на нашего подполковника в отделе, такое же хлебало раздувшееся.
Я чуть было не уронил свою телефонную трубку в кружку с горячим кофе.
— Лысоватый? Сорока лет? Серьёзно?
— Ну да, на кадиллаке чёрном, — уверенно стоял на своём Дима, — разорался ещё, типа, ты, что Баева не знаешь? Баев… Да мне хоть Разъебаев!
— Ну да, ну да, — повторил я машинально.
Голова у меня пошла кругом. Это что ж получается, сначала он при мне помолодел, а потом при Диме снова постарел? Это что за личность такая у нас в городе обитает? Я вообще, где? В Сибири или в мексиканской Соноре? Это что за Нагвали Хулианы вокруг?
— Так, ты не забудь, завтра с платами, как договаривались, — напомнил мне Дима, видимо, преспокойно обитавший в нормальной реальности, — пусть ребята твои подвозят.
— Конечно, Дима. Обязательно, — на автомате ответил я.
— Тогда, пока, до связи, — и трубка прощально загудела короткими гудками.
Я аккуратно положил телефон на стол, отхлебнул кофе, откинулся на спинку стула и задумался. «Всё-таки это случилось», — спокойно подумал я, — «всё-таки домедитировался, спасибо вам, Валерий Александрович, большое за Карлоса Кастанеду». Я перевёл взгляд на полку, где стоял томик его «Силы Безмолвия». Вроде, как раз там описывался некий Нагваль Хулиан, который мог по желанию превращаться то в старика, то в молодого человека. На самом деле (как утверждает автор) это просто: берёшь и сдвигаешь свою точку сборки. Где она, кстати, у меня, повыше или пониже пупка? Ах, нет, там же другое, — там энергия Кундалини…
Я ещё бессмысленно шевелил губами глядя в потолок, когда ко мне заглянула верная Онучкина.
— Алексей Владимирович, — сказала она, — Саша Гоцман заболел, сказал дома денёк посидит.
— Что ж он мне не позвонил, — с неудовольствием сказал я, — не предупредил?
Ленка сделала изумлённое лицо:
— Прямо с работы, сказали, ушёл, мол, плохо ему стало. А с утра я его видела, он нормальный был.
Я раздражённо набрал Гоцмановский номер. Что-то много стал он себе позволять в последнее время, симулянт проклятый. Как так можно резко заболеть? Или может его понос прохватил?
Мобильный моего заместителя «был вне зоны досягаемости» и предложил мне перезвонить его хозяину «попозже».
Я интеллигентно выругался и бросил свой телефон на стол. Онучкина продолжала маячить в дверном проёме и смотреть не меня странным взглядом. Каким-то сердобольным что ли. Как будто сейчас седьмое декабря сорок первого года, а она меня на налёт в Пёрл-Харбор провожает.
— Чего ещё? — подозрительно спросил я. Не понравился мне её взгляд.
— Николай Алексеевич приехали, — сказала Ленка, и её взгляд стал совсем жалостливым, — вас к себе зовут.
— А позвонить этот хрен не мог? — с грозным видом спросил я и пристукнул ладонью по столу; всё-таки надо иногда показывать своим сотрудникам, кто здесь на самом деле в авторитете.
Онучкина просто застыла на месте от моих слов, как каменное изваяние, словно памятник в назидание народам древности. Но я не успел насладиться произведённым на неё эффектом, потому что из коридора раздался знакомый противный голос.
Крайне недовольным тоном этот голос сказал:
— Занят у тебя телефон, не дозвонишься.
И отодвинув побелевшую Ленку, в кабинет заглянул сам Николай Алексеевич, собственной персоной. Вернее появилась его голова. Где-то в районе Ленкиной подмышки.
— Пошли, надо поговорить, — голова моего компаньона мотнулась в сторону своих апартаментов, — молодой, — голова сделала секундную паузу и многообещающе на меня посмотрела, — молодой ты наш хрен.
Глава 11
У себя в кабинете шеф долго молчал. Он только сопел в своём кресле и слушал мою речь. Я же, как раз, пользуясь моментом, высказал очень много слов соболезнования, сочувствия и поддержки относительно того положения, поведанном мне Рашидом (естественно о самом Шагинурове я упоминать не стал), в котором оказалось дружественное мне предприятие. Заодно и за «старого хрена» извинился мимоходом.
— Да ерунда это, — махнул рукой Красников и вытащил из ящика стола металлическую фляжку, — пережить можно.
Я облегчённо вздохнул: есть всё-таки у меня дар убеждения.
— Президентская программа — ерунда, — уточнил шеф, — а «старого хрена» я тебе ещё припомню, не переживай.