...Босс так грамотно "окучил" архангельскую министершу, что руководила сбором денег она самолично. Позже Владимир Викторович обронит: "Женщина незамужняя, свободная, с комплексами, с нерастраченной нежностью..." Согласно легенде поездку на фестиваль спонсировал серьезный московский банк "Империал", а потому участникам грозила значительная скидка. У банкиров ведь социально ответственный бизнес - не звери какие-то! Записывались на фестиваль целыми коллективами и творческими мастерскими. "Оптовикам" делалась скидка. Солистам таковая не полагалась. Впрочем, мы с Люськой были вдалеке от процесса, ибо уже пребывали в самом городе, на празднике. Люська фоткала, я списывал в блокнот цитаты со стен. Самый удачный афоризм Пруткова на тот момент был одновременно и самым коротким: "Бди!" Пока еще в Больвычегодске не бдели.
Город гудел на всю катушку. Везде, где мы не совались, валялись пьяные мужики (впрочем, и дамы тоже, если их, конечно, можно назвать таковыми). Те, кто был еще в силах, болтались в целлюлозе. Там же плавали и бутылки. Только в озеро Бездонное никто не лез. Зато в кустах за водоемом некто отвратительно вопил. Эх, Сталина на них нет! Но в общем обстановочка была веселой и радушной. Ближе к вечеру в городском саду играл живой духовой оркестр и я Люську пригласил на вальс. Она не отказалась. Туда же подъехал босс: "Коллеги, нам пора на переправу, скоро последний паром!" Он заметно нервничал, и с ним были наши вещи.
Паром стоял на нашем берегу, катерок, должный его толкать, яростно чихал. Но дорогу нам преградил толстый детина в бейсболке, на которой было написано "Зри в корень" и с бейджиком на груди "ОРГАНИЗАТОР". Мужик как-то нехорошо смотрел на нас, а за спиной у него суетливо маячил тот самый Коля Джугашвили, который еще днем нас водил по городу. Детина вел себя минимум как прокурор:
- Товарищи корреспонденты, а позвольте все же ваши документы!
Владимир Викторович уверенно и несколько надменно показал.
- Липа, - произнес толстый, - мы позвонили в Москву. Журнал "Праздник" уже пять лет не издается.
- Но Лариса Дмитриевна...
- Плевать на министра. Она уехала. А власть здесь - это я. И вот товарищ этот, - толстяк показал на Колю, - утверждает, этот вот, - теперь он показал на меня, - вынюхивал насчет цэбэка...
В этот момент паром начал отходить от берега. Босс сквозь зубы процедил: "Не хочешь опять в обезьянник - сшибай его с ног - и бежим!" Мне и правдв что-то не хотелось в ментовку. Я отчаянно воткнул ногу в живот детины. Не знаю, откуда у меня взялась такая отвага... Босс выхватил из своего кожаного портфеля баллончик и пшикнул толстому в лицо. Мы прыгнули на паром, когда он уже отчалил. Старый паромщик, высунувшись из кабины, меланхолично спросил: "Так плыть, что ли?.." Босс протянул паромщику крупную купюру и нервически произнес: "И-пос-ко-рей..." Катер, рассекая целлюлозу, бежал весело, будто почуяв настоящий ход впервые после десятка лет своей невольной каторги. Пассажиров кроме нас было еще двое мужиков. Они усиленно сделали вид, что ничего не произошло. Уже когда мы были на середине реки, толстяк наконец вскочил на ноги и отчаянно заголосил. Вокруг него шавкой суетился Джугашвили. Когда причаливали к левому берегу, там, на больвычегодской стороне, орали и жестикулировали уже человек пятнадцать. По частью, логины, которыми нас награждали горе-артисты, до нас не доносились. На нашей стороне, у переправы стояла белая "Волга", почему-то с московскими номерами. Ее водитель, седовласый усатый мужик с пивным животиком, с любопытством наблюдал за происходящим, а, когда мы поравнялись с машиной, обратился к нам: "И поделом вы им! Достали эти воротилы из Бумажска. Считают, если они цари, все им подвластны. Америкосы поганые. Феодалы хреновы. Так, куда везти-то? Торопитесь - они уж наверняка позвонили куда надо, упыри, через пять минут сюда ребята покруче явятся..."
* Когда писалась повесть, мобильные телефоны еще не умели выходить в Интернет.
--
-- 8. Ухо востро
Наверное, у Владимира Викторовича есть особое чутье на людей. Можно было ожидать, что в "Волге" нас везет провокатор, мы в ловушке. Но босс как-то расположился к водиле. Правда, лапши все же навесил: рассказал, что мы специальная группа журналистов, совершающая тур по стране с целью уличения недобросовестных капиталистов в нарушениях прав трудового человека и порче природы. Не знаю уж, поверил ли водила, но за умеренную плату согласился отвезти нас в другой регион.
Ехали хитро: миновав проселками Котлас, пересекли Северную Двину по мосту, после чего заехали в Великий Устюг. Владимир Викторович про этот город сказал: "Здесь москвичи заправляют, ребята грамотные... значит, нам здесь ничего не словить..." Потом снова паром через Двину, проселки, лесные дороги... к утру мы въехали в республику Коми. Люська дремала на моем плече, водила рассказывал о своей жизни.
Зовут его Алексей Иванович, а на Больвычегодскую переправу он приехал "бомбить" специально к празднику. Алексей Иванович имеет московскую прописку, а в эту дремучую Тьмутаракань переехал после того как развелся с женой. Как настоящий русский офицер (он полжизни прослужил, между прочим, в космических войсках) Алексей Иванович оставил квартиру жене и детям, а сам вернулся на родину предков, в деревеньку под Котласом. На жизнь зарабатывает частным извозом. Годик покантовался здесь - скучно стало. Вся жизнь в регионе крутится вокруг цэбэка, и хорошо живет тот, кто близок к руководству. Проезжали мы, кстати, поселочек Вычегодский, сплошь застроенный особняками не хуже чем у нас в Комарове. Там и проживает начальство... рядом с производством умные не живут. А реальные хозяева вообще - американцы. По духу и месту проживания. На нашу русскую природу.
Ночевали в городке Микунь, в хорошей гостинице. Это уже республика Коми. Нам с Люськой была выдана наша доля, 64 тысячи рублей. На почту пошли втроем. Люська, оставив себе чуть-чуть, отослала деньги в деревню, матери. Я пытался ее уговорить, чтобы она переслала маме и мою долю, но она (гордая!..) не приняла мою благотворительную подачку. Босс остался рыться в Интернете. Мы вернулись в гостиницу, и там захотел со мной уединиться Алексей Иванович. Усмехнувшись в свои густые усы, он ернически вопросил: