Новому человеку может показаться, что игры могут быть опасны, но вы можете мне довериться. Эти игры не могут быть опасны, напротив, они помогут вам избежать всех опасностей. Настоящая опасность приходит от насилия, и никогда — от свободы. Если вы подавляете что-то, рано или поздно это приведет к взрыву. Это будет день вашего сумасшествия или взрыва — самоубийства, или вы убьете кого-нибудь, или сделаете что-либо еще. Человечество слишком доверяется технике подавления, поэтому вся Земля стала почти, что сумасшедшим домом. Это сумасшествие скопилось внутри человеческого ума и должно быть удалено, поэтому все эти, так называемые опасные игры, здесь и играются. Сумасшествие нужно выводить медленно и систематически.
На воротах суфийского дома в Исфахане (Иран) нанесены такие слова Хуаяха Эсмата Бохарая:
"Это не Кааба для идиотов, чтобы крутиться,
Не мечеть для грубиянов, чтобы шумно завывать,
Это — храм полного разрушения.
Внутри — пьяные от предвечности до судного дня,
Унесенные от самих себя".
Прислушайтесь к этим словам. Но школа Хуаяха была маленькой, Снаружи никто не знал, что происходит внутри. Великие вещи делались там, проводились великие игры, но это была очень секретная школа. Такие секретные школы существовали всегда. Иисус обучался в одной из таких маленьких школ, в ордене ессеев. В дзенских монастырях, в даосских монастырях Китая маленькие группы существовали всегда, работая вместе в глубоком секрете и уединении.
Здесь впервые отброшены все секреты и уединение по одной определенной причине: теперь нет времени для секретов, потому что человечество на таком опасном перепутье, что оно, возможно, не будет существовать за пределами этого века вообще. В прошлом, было достаточно времени, можно было играть в секреты, но сейчас это невозможно. Все секреты должны быть сделаны достоянием всех и каждого, поэтому я отбросил всю секретность прочь. Моя истина состоит в том, чтобы принести вам правду, как бы опасна она ни была, обнаженной, насколько возможно, потому что на карту поставлено все человечество. Чтобы научить человека, как быть свободным в здравом уме, мы должны предоставить набор сумасшедших игр. Через эти сумасшедшие игры накопленное безумие должно быть вычищено, проработано, выброшено наружу, поэтому вы видите здесь так много игр. Но ничто не происходит без моего наблюдения.
Я могу не выходить наружу. Я никогда не покидаю моей комнаты. Я никогда не хожу в ашрам посмотреть, что там происходит, потому что там нет нужды в моем физическом присутствии, ибо сидя у себя в комнате, я наблюдаю все, что там происходит. Я прекрасно осведомлен, вы не должны беспокоиться. Я знаю, вы спросили от любви.
А люди, которые иногда, может быть, приходят, пугаются и возвращаются назад, — не мои люди, так что это — не потеря. Если вы действительно жаждете в пустыне, вас не будет беспокоить, что за игры происходят в окрестностях оазиса, вы просто устремитесь в оазис. Если вы не жаждете, тогда лишь вы уходите назад. Это так просто, арифметически просто. Если вы действительно жаждете, тогда что другое беспокоит вас? Просто представьте себе: несколько дней подряд вы томились от жажды в пустыне, не видели даже одинокого дерева, никакой зелени, все вокруг пылало огнем. И вдруг вы приходите к оазису с прекрасными пальмами. Вы подходите ближе, но под деревьями происходят сумасшедшие игры. Будет это вас беспокоить? Вы скажете: "Я потом осмотрю все это, сначала позвольте мне пройти в оазис, сначала позвольте мне досыта напиться, исполнить мое сокровенное желание. Тогда я смогу осмотреть, что происходит вокруг".
Действительно, вы даже не будете в состоянии увидеть, что происходит вокруг, вы увидите только воду, вы увидите только шум бегущей воды. Вы позволите там сумасшедшим петь, танцевать и поступать, как им заблагорассудится. Вы скажете: "Сначала позвольте мне утолить жажду, а потом я устроюсь под пальмой и посмотрю, что здесь происходит", но не раньше. И если вы находите, что кто-то напуган и бежит прочь от оазиса, тогда ясно только одно: он не испытывает жажды. Он, возможно, думает об оазисе, это может быть, любопытство, но это — не жажда.
Они не для меня: ни этот мужчина, ни эта определенная женщина.
Это не Кааба, чтобы кружиться, для идиотов.
Это не мечеть для грубиянов, чтобы шумно завывать.
Это — храм полного разрушения.
До тех пор, пока вы не готовы умереть, лучше для вас не быть здесь, потому что только через смерть возможно воскрешение. До тех пор, пока вы не готовы переродиться, не отнимайте у меня времени.
Это храм полного разрушения.
Внутри пьяные от предвечности до судного дня,
Унесенные от самих себя.
Только те, кто готовы отбросить все эго и самость, свои суждения, свою рациональность, свой интеллект, только те, кто готовы отсечь свои головы, будут способны понять, что здесь происходит. Я также заинтересован только в таких сумасшедших.
Он есть "храм тотальных руин", но только если вы полностью умрете, вы возродитесь как новое существо, как новый человек, как новая энергия. Независящий от прошлого, необусловленный прошлым, вы станете таким же свежим, как капли утренней росы, и только тогда вы узнаете, что есть Бог. Только в той девственной свежести вы узнаете, что есть Бог, только в той невинности, изначальной невинности вы вступите в контакт с реальностью.
Когда человек становится религиозным из-за жизни — это истинная религиозность. Когда человек становится религиозным из-за смерти — это не истинная религиозность.
Здесь вы найдете молодых людей и даже, если встретите пожилых, вы посчитаете их очень молодыми. Действительно, быть старым здесь, среди моих молодых саньясинов, почти невозможно. Если старый человек может выносить этих людей, это просто означает, что он молод, духовно молод. У него качество юности, он еще не мертв. Тело, может быть, состарилось, но дух его молод, отважен, мужествен.