Ее голова упала вперед. Она почувствовала твердость края стакана, прижатого к ее губам, и отпила немного воды: ее зрение немного прояснилось, и она увидела красные ногти вокруг стакана.
С неизмеримого расстояния, но ясный и угрожающий, снова донесся голос Салима.
"Итак, где доктор Флеминг? Если вы знаете, вы расскажете нам все подробности. А теперь, я повторяю, где он?"
Как будто это говорила какая-то другая женщина, Дауни услышала, как она скрупулезно описывает свою встречу в аэропорту Обаншира.
Слово в слово она повторила свой разговор с Джоном, как будто читала сценарий пьесы. Ее память была кристально ясной. И она не могла остановиться, пока не объяснила все детали встречи.
Салим рассмеялся. — Так вот как действует сыворотка правды, — он с интересом посмотрел на Дауни.
Жанин Гамбуль кивнула. — Амитал натрия. Это сработает через пять или десять минут. Она ничего не вспомнит. Скажи ей, что она упала в обморок от инъекции желтой лихорадки или что бы это ни было.
И проследи, чтобы ее посадили в самолет.
Она сняла свой белый халат, обнажив платье, которое действительно было привезено из Парижа, и большую часть себя тоже.
Хотя она уже не была девушкой, кожа ее шеи и верхние изгибы груди выглядели такими же молодыми и гладкими, как и ее лицо. Она казалась совершенно расслабленной и непринужденной. Она присела на угол стола и посмотрела на Салима со смесью злобы и веселья, закуривая сигарету и медленно и деликатно вдыхая и выдыхая. Салим наблюдал за ней с чем-то похожим на восхищение, пока она снова не заговорила.
— Повтори то, что ты слышал, нашему человеку Кауфману, — сказала она ему без всяких усилий. "Он лишен воображения, но находчив. Скажите ему, что скорость жизненно важна. И эта девушка, которая с Флемингом. Та, для которой он достал лекарство. Скажи Кауфману, чтобы он привел и ее тоже.
— Но она же никто, — запротестовал Салим. — Любовница этого человека, надо полагать. Что нам с ней нужно? Мы можем предоставить надежных девушек, как только Флеминг уедет в Балеб. Они помогут ему быть счастливым.
— Тем не менее, — сказала Гамбуль, — она будет у нас.
Салим послушно снял трубку телефона. Потребовалось некоторое время, чтобы найти Кауфмана. В отеле, где, по его словам, он остановился, сказали, что их гость вышел прогуляться; администратор добровольно сообщил, что мистер Кауфман отлично подходит для прогулок на свежем воздухе по холмам Шотландии. Салим оборвал ее и проворчал, что позвонит еще раз. У него не было желания оставлять свой номер.
Когда в конце концов он дозвонился и гортанный голос Кауфмана ответил на звонок в его спальню, Салим быстро заговорил. "У нас есть достоверные новости. Остров рядом с островом, рядом с островом. — Он замолчал, осознав нелепость своих слов. "Минуточку, я записал названия этих мест, которых никогда раньше не слышал. Ах да, есть такое место под названием Скай?'
— Конечно, — проворчал Кауфман. — Я был там. Нашего друга видели там садящимся в самолет. Но больше никакой информации.
"А рядом с этим Скаем находится Соай", — Кауфман открыл карту и нашел слово, которое он мог произнести не лучше, чем посол.
"Хорошо, у тебя это есть", — сказал Салим. "Может быть, рядом с этим Соаем есть остров поменьше?"
— Мне понадобится более подробная карта, — раздался голос Кауфмана. — Я знаю, что их несколько. Я думаю, нам лучше закончить этот разговор.
Вы можете положится на меня.
"Я надеюсь на это. Я выполнил свою часть работы. Теперь все зависит от тебя. — Салим положил трубку. Кауфман сложил карту и задумался.
Сначала он составил свои планы по осмотру прибрежных островов вокруг Ская. Он сделал пару звонков в Глазго, чтобы нанять нескольких помощников, чье сотрудничество за адекватное вознаграждение было проверено по некоторым предыдущим вопросам.
Затем он перешел к Портри. Там он нанял небольшой мощный катер под предлогом фотографирования морских птиц. Хорошо оплачиваемый владелец не стал подвергать сомнению заявление Кауфмана о том, что он специализировался на том, чтобы фотографировать ночью с фонариком их привычки устраиваться на ночлег. Все наблюдатели за птицами были странными, но прибыльными.
Одинокий покой острова Прин отодвинул время на задний план. Флеминг мысленно отметил тот факт, что рукам Андре потребовалось два дня, чтобы начать наращивать новую плоть; на третий в бинтах не было необходимости.
Жизнь к тому времени превратилась в довольно бессмысленный круг бодрствования, приготовление еды на скорую руку из запасов консервированной и обезвоженной пищи Прина, уложенной в количествах, буквально, чтобы пережить войну, споры за игрой в шахматы и мягко помогали памяти Андре заново открывать нити жизни.
Было мало возможностей выйти даже для того, чтобы проверить рыболовные сети, которые Прин разложил в скальных бухтах, но в один тихий туманный день Андромеда спустилась одна на небольшой пляж, и когда она вернулась на ферму, она выглядела озадаченной.
"Туман возвращается в море", — сказала она в своей медленной, рассеянной манере.
Флеминг ей не поверил, и у нее так и не было возможности доказать это, потому что погода снова изменилась, превратившись в бесконечное безумие шторма и бури. Казалось, не было конца беспокойству неба и моря. Когда они слушали транзистор Прина, прогноз неизменно включал предупреждения о шторме, и погода была настолько дикой во всем северном полушарии, что обычно упоминалась в сводках новостей. Андре продолжала выглядеть рассеянной, смущенной и немного неуклюжей.
Но в коттедже царило ощущение неприступной безопасности, в то время как снаружи завывал и бушевал ветер. Напряжение, которое Флеминг оставлял поначалу всякий раз, когда дверь сильно дребезжала или что-то грохотало снаружи, сменилось приятным фаталистическим спокойствием.
Следовательно, он был совершенно не готов однажды ночью, когда, когда он спокойно играл в шахматы с Прином, а Андре полулежала на диване, уставившись в никуда, дверь громко треснула и сразу же распахнулась. Он вскочил на ноги, опрокинув шахматную доску. В дверях стояли трое мужчин.
Они были коренастыми, грубыми и дикими на вид. Вода стекала с их непромокаемых плащей и взъерошенных голов.
Самый высокий из них сделал шаг внутрь, кивнув головой двум другим, чтобы они поддержали его. Он не сводил глаз с Флеминга, так что не видел, как Прин открыл сундук, выхватывая из него свою автоматическую винтовку.
— Убирайся! Убирайся отсюда! — блеял Прин, прыгая из стороны в сторону. Его гнев на это новое вторжение в его изоляцию заставил его забыть об опасности.
Флеминг отступил, чтобы защитить Андре. Она прижалась к нему, наблюдая широко раскрытыми глазами. — Лучше делайте то, что говорит джентльмен, — посоветовал Флеминг незваным гостям.
Ведущий отступил назад, наткнувшись на двоих позади себя. Они чуть не споткнулись, ударившись о дверные косяки.
Внезапно главарь полез в карман своей клеенки. В мгновение ока он направил дуло "люгера" на Прина.
— Берегись! — крикнул Флеминг.
Не целясь, Прин выстрелил очередью. Пять или шесть разрывов высокоскоростных пуль эхом прокатились по комнате.
Стекло из окна звякнуло об пол. Человек с пистолетом рухнул без звука, разинув рот, его глаза все еще смотрели прямо перед собой. Один из остальных закричал, как ребенок, и, пьяно пошатываясь, ушел в темноту, рухнув снаружи. Третий просто убежал, его шаги грохотали по каменистой тропе к морю.
Прин выронил пистолет от силы отдачи. Но он бросился в погоню за третьим незваным гостем, его рот двигался в бешенстве гнева. — Погоди, Прин, — крикнул Флеминг. — Не выходи на улицу. Может быть, их будет больше.
Прин, казалось, не слышал. Он все еще был в свете от открытой двери, когда из темноты раздался выстрел. Прин остановился как вкопанный, развернулся и со стоном упал на колени.