Флеминг застонал, открыл глаза и скривил лицо. — Который час? — пробормотал он.
— Почти четыре.
Флеминг вздрогнул и сел. Он боролся с приступом головокружения.
— Доктор принял немного лекарства, — объяснил Кауфман.
— Скоро с ним все будет в порядке.
Флеминг осторожно поднялся на ноги. — В чем дело, Абу? — спросил он, игнорируя немца.
— Я не понимаю, что происходит, — сказал Абу. — Мамзель Гамбуль вчера вечером подошла к компьютеру. Она была с девушкой. Я пошел спать. Они все еще там — в блоке связи. Я заговорил с ними, но они не обратили на это внимания. Они, казалось, не знали, что я был с ними. Они смотрели на экран.
Флеминг провел пальцами по волосам. — Боже мой! Я должен был догадаться. — Он направился к двери. Кауфман встал перед ней, взявшись пухлой рукой за ручку.
— У меня приказ, — сказал он с беспокойством.
Флеминг приготовился к откровенности. Поспешно вмешался Абу. — Он должен прийти, — крикнул он Кауфману, — он нужен для компьютера.
Кауфман с сомнением переводил взгляд с одного на другого. Он был сбит с толку. Компьютер был всем. Его работа заключалась прежде всего в том, чтобы служить ему.
— Если он должен, то должен, — проворчал он. — Но я буду сопровождать вас, — сказал он Флемингу. — Мне приказано следить за тобой.
— Держи мою окровавленную руку, если хочешь, — прорычал Флеминг, — но, ради Бога, пойдем. — Он повернулся к Абу. — Иди и разбуди профессора Дауни, — приказал он. — Скажи ей, чтобы она немедленно подошла к компьютерному блоку.
Воздух и короткая прогулка пошли ему на пользу. Туман в его мозгу рассеялся, и вскоре он почувствовал, что полностью контролирует свои конечности. Он с грохотом распахнул вращающиеся двери и вприпрыжку направился к компьютерному отделу. Тут же охранник направил на него свою автоматическую винтовку. Кауфман сделал шаг в сторону.
Флеминг остановился, уткнувшись грудью в ствол. В конце освещенного коридора он увидел Гамбуль, поднимающуюся со стула. Другая Гамбуль. Она кротко слушала, что говорила Андре. Затем она кивнула и направилась к ним.
Кауфман зашел Флемингу за спину и схватил его за руки, прижимая их к телу. Гамбуль прошла мимо них всех, как будто их не существовало. Ее голова была откинута назад, а на губах играла легкая улыбка.
Флеминг изо всех сил пытался освободиться. — Остановите ее, — крикнул он. — Ради Бога, не дай ей выбраться отсюда.
Он яростно сопротивлялся, но Кауфман держал его. — Ты останешься со мной!
Гамбуль прошла через вестибюль, и послышался звук отъезжающей машины, прежде чем торопливо вошла Мадлен Дауни.
Кауфман отпустил Флеминга и кивнул охраннику. — Они могут пройти.
Флеминг подбежал к пульту и склонился над Андре. Она взглянула на него, а затем откинулась назад, погрузившись в задумчивость. Подошла Дауни. Ее встревожила смертельная бледность девушки.
— В чем дело, Джон? — спросила она. — Что случилось? — спросила она.
Флеминг ухватился за спинку вращающегося кресла и развернул Андре так, чтобы она не могла избежать его взгляда.
— Что ты наделала? — прошептал он.
Она безмятежно улыбнулась. — Что нужно было сделать, — пробормотала она.
— Мадемуазель Гамбуль знает, что делать, — ее губы скривились почти презрительно. — Она не испугалась, когда я показала ей значение.
Внезапно сила и уверенность покинули ее, и она съежилась, как больной, беспомощный ребенок.
Дауни склонилась над ней. — Она безнадежно больна, Джон, — мягко сказала она. — Давайте отведем ее в лазарет.
Флеминг отдал приказ Кауфману. Испуганный и подобострастный, немец вышел вперед, подняв Андре за плечи, в то время как Флеминг взял ее за ноги. Они отнесли ее в лазарет, где Дауни приказала им выйти, пока они с медсестрой укладывали девушку в постель.
Кауфман попытался поговорить с Флемингом, желая успокоить его; он чувствовал, что каким-то образом причастен к катастрофе и его в этом обвинят. Флеминг проигнорировал его, и немец безутешно удалился.
Когда Дауни вышла, она отвела Флеминга от двери. — Она слаба, ужасно слаба, — прошептала она, — как будто ей стоило огромных усилий. Но она засыпает.
Медсестра скажет нам, если будут какие-то изменения. Пойдем ко мне в комнату, я приготовлю кофе.
Пока кофеварка нагревалась, Дауни спросила, есть ли какие-нибудь новости снаружи. — Полагаю, полковник Салим полностью взял на себя руководство?
— Я мало что знаю, — устало сказал Флеминг. — Прошлой ночью Гамбуль накачала меня наркотиками. Заставила меня рассказать ей об Андре. Вероятно, тот же наркотик, что использовали против тебя в Лондоне. После этого она, должно быть, пришла прямо сюда, к компьютеру, и обнаружила, что Андре ждет ее.
— Но почему? — спросила Дауни.
Флеминг вздохнул. — Компьютер выбрал Гамбуль в качестве босса. Я думал, что он выберет Салима, но это умнее. Через нее машина получит власть.
— Как?
— Я не знаю. Каким-то образом машина передала ей то, что Андре не могла выразить словами. Я полагаю, что ей удалось дать Гамбуль такую ужасающую, мгновенную вспышку откровения, которую, как говорят, имеют святые и пророки. Все это так чертовски логично и неизбежно. Как всегда говорит Андре, все это предсказуемо.
Кофе закипел. Мадлен Дауни налила две чашки и передала одну Флемингу.
— У меня еще никогда не было такого чувства, — сказала она. — Как будто все рушится.
Он усмехнулся.
— Ну, мне оно хорошо знакомо, как вам известно. И я на опыте убедился, что обращаться к кому-либо за помощью — например к Осборну — бесполезно. И от насильственных действий тоже большого проку нет, — он яростно помешал кофе, плеснув на блюдце. — А теперь счетная машина взяла верх и от нас уже ничего не зависит. Мы бессильны что-нибудь изменить.
И словно придавая особый смысл его словам, над интелевским поселком пронесся свирепый порыв ветра, послышалось царапанье песка о бетон и стекло. Дауни пошла закрыть дверь, но остановилась, заметив, что по двору бежит Абу Зеки. Молодой ученый несколько секунд не мог отдышаться.
— Доктор Флеминг, — выговорил он наконец. — Полковник Салим убит.
Флеминг кивнул, словно он ничего другого и не ожидал.
— А его приспешники?
Абу облизнул пересохшие губы.
— Не знаю. Я ничего не понимаю. Армейские караулы сняты. В поселке остались только интелевские охранники и служащие. Все они вооружены. Я ничего не понимаю.
Флеминг встал и выглянул за дверь.
— Я объясню вам, что произошло, — сказал он. — Мадемуазель Гамбуль взяла власть в свои руки. Она либо приказала убить Салима, либо сама его прикончила. Она не остановилась бы перед убийством, даже если бы его не потребовала счетная машина. У них предусмотрены все случайности, и раз заговор Салима не удался, значит, так было задумано с самого начала.
Над поселком пронесся новый порыв ветра. Флеминг встряхнул головой, словно песок засорил ему глаза. Он повернулся и захлопнул дверь.
— Президента мадемуазель превратит в свою марионетку. Она будет дергать нитки, а он — плясать, как ей того захочется. То же ждет и всех нас.
Дауни медленно допила кофе.
— Джон, — сказала она, думая о чем-то своем, — это очень странно.
— Странно? Почему? У Гамбуль нет выбора. Она выполняет предписания машины.
Дауни нетерпеливо отмахнулась.
— Я не о политике. Меня интересует ветер. В здешних местах в такое время года не бывает сильных ветров.
— Разве? — спросил он рассеянно. — Это напоминает мне Торнесс. Когда мы с Андре прятались на острове, погода была адская.
— Да, — согласилась Дауни. — Метеорологические условия и там отклонялись от нормы. Я, пожалуй, пойду в лабораторию, — закончила она, сосредоточенно хмурясь, словно уже вела опыт. — Мне очень нужны пробы морской воды.
Флеминг пошел к себе в коттедж. Ветер по-прежнему дул порывисто, то взметая в воздух сотни тысяч жалящих песчинок, то внезапно стихая. Флеминг взглянул на часы. Половина седьмого. Он включил свой коротковолновый приемник, настроенный на программу Би-би-си для Ближнего и Среднего Востока. Неужели им еще долго придется довольствоваться только такой односторонней связью с внешним миром?