Подперев кулачком подбородок, Даша внимательно смотрела на него. Ох, лучше бы она не смотрела!
— Ну, чего тянешь? — не выдержал Генка. — Рисуй, а то уже поздно. Стенгазету нужно завтра вывесить.
— А чего вы смотрите? — огрызнулся Макар. — Не могу я рисовать, когда все вокруг стоят и глазеют.
— Ну ладно, ладно, не будем, — успокоил его Живцов. — Давайте, ребята, лучше почитаем свежий номер «Пионерки». — И он вытащил из кармана газету.
Синицын понял, что его уже ничто не спасет. И тут он вспомнил про мышонка.
— Ребята, а что я сегодня видел! — воскликнул он, откладывая в сторону карандаш. — Из-под холодильника белый мышонок выскочил, а усы и хвост у него золотые. Честное слово, не вру!
— Ой, с золотым хвостом! — всплеснула руками Даша. — Вот бы поглядеть на него!
Но мальчишки смотрели на Макара недоверчиво.
— Ты что нам заливаешь? — прищурился Генка. — Где это ты видел мышей с золотыми хвостами?
— Под холодильником! И не заливаю я. Нужно очень! Не верите — не надо. Только у него и глаза золотые!
— Ха-ха! — без улыбки сказал Генка. — А уши у него серебряные?
— Уши я не рассмотрел…
— Работай лучше, работай, — командирским тоном бросил Лысюра.
Синицын уныло склонился над газетой, задвигал локтями, крепко стиснув карандаш, и вдруг услышал крик Даши:
— Ой, что ты наделал! Тушь опрокинул!
Глубокой ночью
Синицын отпрянул от стола. По белой скатерти расплывалось громадное черное пятно, похожее на паука.
— Эт-то я оставил пузырек открытым, — заикаясь пробормотал Живцов.
— Быстрее снимайте скатерть и — в ванную! — приказала Даша. — Попробуем отмыть…
Скатерть сдернули и потащили в ванную. Даша сложила ее углом и сунула под струю горячей воды.
— Поворачивай! Поворачивай! — помогал ей Лысюра.
Через плечо с несчастным видом заглядывал Синицын:
— Ну как, отмывается?
— Немного отмылась, — ответил Генка. — Но пятно видно.
Скатерть отжали и повесили на батарею. Пятно стало бледнее. Синицыну казалось, что оно занимает уже половину скатерти.
— Ну, Синицын, будет тебе! — сделала большие глаза Даша. — Я лучше побегу, а то еще и мне попадет.
Живцов и Лысюра нерешительно затоптались. Они явно почувствовали себя неуютно.
— Ну, мы это самое… пойдем… — почесал затылок Генка. — Я совсем забыл: к контрольной надо готовиться. По математике.
— И мне тоже, — Зина уронил с носа очки, но благополучно поймал их. — Домой к тому же далеко добираться. На двух трамваях и одном автобусе.
И ребята решительно направились в прихожую, стали торопливо одеваться.
— В общем, ты рисуй… Завтра мы придем за газетой. Договорились? — Генка тряхнул руку Синицына и как-то боком проскользнул в дверь вслед за Дашей и Живцовым.
Дверь захлопнулась. Синицын остался один.
«Скоро мама должна прийти! — вспомнил он. — Что делать, что делать?»
Он снова расстелил скатерть, а сверху положил стенгазету, полностью закрыв пятно. И вовремя! Едва он закончил, в комнате появилась мама. Она прошла прямо к столу и с любопытством стала рассматривать стенгазету.
— Молодцы! — похвалила она. — А где же заголовок?
— Да мне написать поручили, — вяло отозвался Макар.
— Тебе? — удивилась мама. — Ты ведь не умеешь.
— Поручили, значит, нужно суметь.
Мама, возмутилась:
— Есть же ребята, которые хорошо рисуют, зачем они поручили тебе? Я поговорю с Ниной Борисовной.
Макар испугался:
— Не надо говорить с Ниной Борисовной!
— Почему?
Синицын принялся лихорадочно выдумывать небылицы:
— Понимаешь, это у меня общественная нагрузка. И я попробую.
— Пусть тебе дадут другую, — заметила мама. — То, что тебе по силам.
— Так все нагрузки уже разобрали, а мне эта досталась.
Мама пожала плечами:
— Странное у вас что-то творится. — И ушла в спальню. — Ты думаешь ложиться? — крикнула она оттуда.
— Сейчас, мама!
Макар торопливо погасил свет, но не лег спать, а сел перед стенгазетой и, подперев щеку ладонью, задумался.
«Сколько бед принес этот день! Скатерть залил тушью. Заголовок не сделал. А еще придется завтра „Маленького принца“ отдать. Вот не отдам, пусть мою фамилию пишут под карикатурой!» Он с неприязнью посмотрел на толстого противного человечка, прячущего в шкаф свои книги. В смутном свете луны человечек, казалось, шевелился — то спрячется за шкаф, то вылезет…
Голова Синицына клонилась все ниже и ниже, пока нос не уткнулся в газету…