========== — один — ==========
Ангрбода выкладывала на песке затейливые фигуры из камней и гвоздей. В хижине Флоки было много гвоздей и еще целая куча плотницких инструментов. Ивар как-то сказал, что тот, верно, жалеет, что не зачал сына, ведь дочь никогда не станет корабельщиком и не продолжит его дело. Флоки рассмеялся и ответил, что Ангрбода — дар богов, а боги лучше знают, что нужно человеку. Флоки был очень религиозен, потому мать и отдала Ивара ему на воспитание, решив, что так он научится чтить веру и обычаи викингов. Спорить с богами Ивар не брался, но если бы Ангрбода была мальчиком, у Ивара был бы настоящий друг. Нет, они, конечно, и без того уйму времени проводили вместе, но совсем не так, как братья — Уббе, Хвитсерк и Сигурд — и другие парни, которые учились драться и быть викингами. Ивар мог только трястись в тележке, в которой возил его Флоки или Ангрбода, и метать топорик в деревья — это у него, к слову, получалось так, как ни у кого больше.
— Эй, калека, а до той ольхи докинешь? Или у тебя руки работают не лучше ног? — выкрикнул Уббе из толпы парней, устроивших ристалище на лесной поляне.
Ольха была старая, раскидистая, с толстым стволом. Но росла слишком далеко, Ивар вечно мазал на такое расстояние, и Уббе знал это. Можно было приказать Ангрбоде подкатить тележку поближе или подползти самому, но тогда бы это не считалось.
— А ты встань возле дерева — и я точно докину, — ощерился Ивар, глянув Уббе в глаза.
— Нашел дурака! — фыркнул Уббе. — Мне суждено погибнуть в битве, как настоящему воину, а не подохнуть от твоей кривой руки.
Ивар стиснул зубы и до боли сжал рукоять топорика. Братья то и дело выводили его из себя, и хоть мать и уверяла, что на самом деле они его любят, в такие моменты на это было плевать: Ивар их ненавидел!
— Трус! — выкрикнул он и окинул взглядом остальных парней, включая Хвитсерка и Сигурда. — Вы все трусы!
— Да ты не злись так, братишка, — начал Сигурд спокойным голосом — и в этом уже чувствовался подвох, — а то еще того гляди разревешься, придется тебя к матери тащить, чтобы сопли утерла! — Он расхохотался, и его смех подхватили остальные парни.
У Ивара на глаза и впрямь навернулись слезы, которые едва получалось сдержать. Он опустил голову и уставился на лезвие топорика, представляя, как оно вонзается в златовласую голову Сигурда.
То, что смех утихает, Ивар сообразил не сразу. А когда поднял взгляд, увидел, как сквозь толпу парней медленно, своей привычной расслабленной походкой идет Ангрбода — прямо к злополучной ольхе!
Остановившись возле серого, покрытого трещинами ствола, Ангрбода помедлила мгновение — и развернулась. Она прижалась к ольхе спиной, вытянув руки вдоль туловища, подняла голову и посмотрела на Ивара. Ее глаза были спокойными и холодными — как лед. У них и цвет был как у льда, который покрывал озеро зимой, — глубокий голубой, с сероватым оттенком.
Ярость, испепелявшая Ивара, мигом затухла — будто колодезной водой из бадьи окатили. Он с ненавистью посмотрел на Ангрбоду: что она еще удумала?
— Ну что, теперь докинешь? — с усмешкой поинтересовался Хвитсерк.
Хвитсерк не верил в Ивара. Никто не верил! Никто, кроме Ангрбоды. Или ей было просто все равно?
Ивар выдохнул. Вдохнул. Перехватил поудобнее рукоять топорика. Замаханулся. Прицелился. И на выдохе, между двумя ударами сердца запустил топорик в дерево.
Лезвие вошло в серый ствол до середины, срезав светлую с легким медным оттенком прядь с макушки Ангрбоды.
Ангрбода моргнула, на шаг отошла от ольхи и с трудом, в раскачку, не с первой попытки вытащила топорик из древесины. А после молча вернулась к Ивару под ошарашенными взглядами парней.
Ивар водил точильным камнем вдоль лезвия топорика. Топорик был острым и так, но заняться все равно было нечем. Флоки ушел в лес — слушать деревья, он опять мастерил что-то интересное, но не рассказывал, что именно. Хельга отправилась в Каттегат. А Ангборду железо и камни, как это часто бывало, интересовали больше всего остального. Она выложила на песке целый горный массив из угловатых камней, которые притащила из оврага в лесу. Морские, круглые и обкатанные, ей не нравились. Вокруг «гор» в песок она натыкала гвоздей, много, целый лес — Железный Лес. От своей работы она не отрывалась и головы не поднимала. Казалось, ничто вокруг ей не интересно. Ивара это злило, чем дальше — тем больше.
Почти не целясь, он запустил топорик в груду проклятых камней Ангрбоды. Одни разлетелись в стороны, другие обвалились, сбив стройные ряды гвоздей. Ангрбода вздрогнула, будто очнувшись ото сна, и подняла голову. Но Ивару и это не понравилось: она, как всегда, смотрела не так!
В Каттегате говорили, что дочь Флоки пошла в отца — такая же странная. Но это неправда: не такая же. Флоки смотрел людям в глаза, когда разговаривал, а Ангрбода смотрела сквозь людей или в сторону. Ей будто вообще ни до кого не было дела!
— Сколько можно заниматься этой ерундой?! — в гневе закричал на нее Ивар. — Неужели нет других дел?! Займись чем-нибудь еще!
— Чем? — Ангрбода моргнула и наконец посмотрела на него.
Ивар хотел, чтобы она занялась чем-то вместе с ним: приносила бы топорик после метания в дерево или чем-то еще интересным. Ивар мог бы ей приказать, но это было бы не то.
— Не знаю, — фыркнул он. — Сама придумай.
Может, она догадается?
Ангрбода снова отвела взгляд. Пожала плечами. А потом поднялась на ноги и, взявшись за подол туники, стянула ее с себя. Оставшись в исподней рубашке, она пошла к воде. От ее босых ног оставались следы на песке.
Ткань рубашки трепетала на ветру, обхватывая тело Ангрбоды то с одной, то с другой стороны. Она всегда была тощая и высокая, с худыми руками и длинными ногами-палками, плоская как доска — как Флоки, она и в этом пошла в отца. Так, по крайней мере, думал Ивар… до этого момента. Теперь под рубашкой Ангрбоды он заметил округлости бедер — почти как у настоящей женщины. Впрочем, она и была почти женщиной — в следующем месяце Ангрбоде исполнялось четырнадцать, она была младше Ивара всего на полгода. Братья в том же возрасте считались уже мужчинами, Уббе на свой день рождения даже хвастался, что отымел одну из служанок накануне. Ивар тогда еще не совсем понимал, что это значит. Тогда, но не теперь.
Ангрбода зашла по пояс в воду и нырнула, погрузившись с головой. В этом она явно отличалась от отца: Флоки не умел плавать, даром что корабельщик. Ангрбода же любила воду, она могла барахтаться в ней по полдня и заплывать в море так далеко, что Ивар терял ее из виду. Хельга частенько вытаскивала дочь из воды силой, уже под вечер, посиневшую от холода, но как никогда довольную, доносила на руках до берега и заворачивала в шерстяной плащ от ног до головы, так, что только нос торчал наружу — прямой и чуть вздернутый вверх на самом кончике.
В этом году Ангрбоде повезло: лето выдалось теплым, можно было плавать дни напролет. Вот только Ивару это совсем не нравилось — ему приходилось сидеть на берегу в одиночестве все это время. В еще большем одиночестве, чем когда она строила свои горы и леса на песке.
Ангрбода плескалась в волнах, словно рыбина, ложась на воду то животом, то спиной. Ивар уже много раз пожалел, что разрушил ее постройки. Он подполз к топорику, взял его в руки и снова принялся затачивать, злясь все больше и больше с каждым движением, которое точильный камень совершал вдоль лезвия.
— Иди ко мне! — крикнула Ангрбода.
Она стояла неподалеку от берега, вода плескалась у нее под самой грудью, а накатывавшие волны то и дело ложились на плечи подобием синего плаща с оторочкой из белых брызг. Ангрбода всегда говорила Ивару «иди», а не «ползи», как остальные, и это ему нравилось. И частенько звала к себе, когда плавала. Мать лезть в воду запрещала строго-настрого, она говорила, что Ивар утонет, а он всегда ее слушался.