Немолодой солидный швейцар распахнул двери гостиницы, и Ксения вошла в холл, где было тихо и прохладно.
За стойкой сидела веснушчатая девица не первой молодости. На лице ее была написана дежурная приветливость.
— Чем могу вам помочь? — старательно выговорила она.
— Разумеется, дать мне номер. — Ксения сделала вид, что удивилась. — Чем еще можете вы помочь здесь, в гостинице?
— У вас забронировано?
— Нет.
— Тогда я очень сожалею, но свободных номеров нет.
Девица хотела сказать это твердо и высокомерно, но получилось заученно, и улыбка ее не слишком красила, зубы-то надо бы подправить, а то кривоваты.
— Дело в том, что моя фамилия Голубева, — Ксения вздохнула и слегка поморщилась, — и я приехала по приглашению своей тети Анны Ильиничны Го…
Девица не дала ей договорить, она вытаращила глаза и, прикрыв рот ладошкой, вскрикнула:
— Ой! — что было совершенно непрофессионально.
— Что с вами? — холодно спросила Ксения. — Вы можете позвонить в номер к тете и сообщить ей, что я…
— Да ведь она умерла! — бухнула девица и тут осознала, что так нельзя делать, и еще больше расстроилась.
— Как — умерла? Что ты несешь-то?
Ксения добавила в голос немного вполне объяснимой тревоги, но не перебарщивала, пусть знают, что ее просто так не испугать и из себя не вывести.
Девица не ответила, она остервенело жала на кнопку вызова. Прибежал толстый охранник, цыкнул на девицу.
— Она вот говорит, что она Голубева! — девица тыкала пальцем в Ксению.
— Ваш паспорт, пожалуйста. — Было видно, как охранник за стойкой потерял терпение и ткнул ошалелую девицу, которая изображала в этой гостинице портье, кулаком в бок, и та наконец громко сглотнула и перестала размахивать руками и ойкать.
Охранник внимательно пролистал паспорт и вернул его Ксении, после чего связался по рации, очевидно, с хозяйкой, потому что через три минуты явилась солидная представительная дама, одним строгим взглядом она заставила дуру портье замолчать, а охранник при ней даже заметно похудел.
— Пройдемте ко мне в кабинет! — пригласила дама. — Там будет удобнее разговаривать.
Ксения безразлично пожала плечами и прошла за ней, оставив чемодан у стойки.
— Итак, — сказала она, — что вы можете мне сообщить? Вижу, что все не так гладко, как мне бы хотелось.
— Дело в том, что ваша… — хозяйка помялась.
— Говорите прямо! — ободрила ее Ксения. — Тетушка была мне не родная, а сводно-двоюродная. Я в жизни ее не видела и, откровенно говоря, сама не знаю, какое там у нас родство.
Хозяйка обрадовалась и кратко изложила суть дела.
— Угу, значит, нашли ее труп утром, и как она умирала, никто не видел…
— Если вы думаете, что у нас в гостинице можно так запросто разгуливать по номерам… — обидчиво начала хозяйка, — то у нас очень строгие порядки…
— Простите, но ваши порядки начинаются со стойки портье, а там…
— Вы не представляете, как здесь трудно найти приличный персонал! — вздохнула хозяйка.
— Понимаю вас, — кивнула Ксения. — Смерть тетушки для вас не слишком хорошая реклама.
— Не говорите! Полиция заперла номер и до выяснения причины смерти вашей… Анны Ильиничны не разрешает его убрать.
— Разумеется, но остальные три номера на этаже ведь свободны? Так я бы хотела снять один. И я жду от вас скидку как минимум пятьдесят процентов.
— Скидку? — вскричала хозяйка, но посмотрела Ксении в глаза и согласилась.
— И последний вопрос: не подскажете, как бы мне познакомиться с родственниками?
— С родственниками? Да зачем вам? — Хозяйка поморщилась. — Один только интерес представляет, племянник Григорий. Он сейчас как раз в ресторане завтракает, я вас представлю.
Поздним утром в ресторане «Серебряное копытце» было мало народу. За столиком на двоих в углу зала доедал свой омлет незаметный лысоватый мужчина. Увидев хозяйку, которая шла впереди, он заулыбался и привстал с места:
— Доброе утро, Елена Васильевна! Вот сижу и жду, когда вы появитесь! Уж и не надеялся вас повидать!
Тон его был достаточно игрив, из чего Ксения сделала вывод, что хозяйка его как-то поощряет. Видно, думает, что он большое наследство получит, и надеется, что как-то сумеет с ним бизнес замутить. Или же хочет фабрику перекупить по сходной цене. Так-то он для нее никакого интереса не представляет. Потертый какой-то, жизнью побитый слегка.
Сколько ему? Ага, сорок два. Иные в сорок лет только жить начинают, считают, что у них еще все впереди, а такие, как этот Григорий, еще лет пять протянут, а потом уж и вовсе заплесневеют и не заметят, как старость накатит. Впрочем, с Григорием не совсем так, он-то наследство ожидает, то есть считает, что уже дождался, раз тетка умерла. Небось наобещала ему с три короба, а сама…